Система международных отношений. Нации в борьбе за власть

В тот период истории австрийский посол во Франции чувствовал себя при версальском дворе более уютно, чем среди своих неаристократических соотечественников. Он имел более тесные социальные и моральные связи с представителями французской аристократии и другими аристократическими членами дипломатического корпуса, чем с австрийцами скромного происхождения. Вследствие этого дипломатический и военный персонал в немалой степени переходил от одного монархического работодателя к другому. Не редки были случаи, когда французский дипломат или офицер по каким-то корыстным соображениям переходил на службу к королю Пруссии и содействовал достижению международных целей Пруссии или сражался в составе прусской армии против Франции. В XVIII веке, например, был огромный приток немцев во все ветви российского правительства, многие из которых были уволены в результате своего рода чистки и вернулись в свои страны.

В 1756 году, незадолго до начала Семилетней войны, Фридрих Великий направил шотландского графа Маришалла в качестве своего посла в Испанию с целью получить информацию о намерениях испанцев. У шотландского посла Пруссии был друг в Испании, ирландец по имени Уолл, который оказался министром иностранных дел Испании и рассказал ему то, что он хотел знать. Шотландец передал эту информацию британскому премьер-министру, который, в свою очередь, передал ее королю Пруссии. В 1792 году, незадолго до начала войны Первой коалиции против Франции, французское правительство предложило верховное командование французскими войсками герцогу Брауншвейгскому, который, однако, решил принять предложение короля Пруссии, чтобы возглавить прусскую армию против Франции. В 1815 году на Венском конгрессе Александр I имел в качестве министров и советников по иностранным делам двух немцев, одного грека, одного корсиканца, одного швейцарца, одного поляка — и одного русского.

Опыт Бисмарка в 1862 году, по случаю его отзыва с поста посла Пруссии в России, показателен для сохранения этой международной сплоченности аристократии. Когда он выразил царю свое сожаление по поводу необходимости покинуть Санкт-Петербург, царь, неправильно поняв это замечание, спросил Бисмарка, не желает ли он поступить на русскую дипломатическую службу. В своих мемуарах Бисмарк сообщил, что он «вежливо» отклонил это предложение. Для целей нашего обсуждения важно и значимо не то, что Бисмарк отклонил предложение — многие подобные предложения, конечно, отклонялись и раньше, и, возможно, несколько даже после, — а то, что он сделал это «вежливо», и что даже в его отчете, написанном более чем через тридцать лет после этого события, нет и следа морального негодования. Всего полвека назад предложение послу, только что назначенному премьер-министром, перевести свою лояльность из одной страны в другую рассматривалось получателем как своего рода деловое предложение, которое вовсе не намекало на нарушение моральных норм.

Представим себе, что подобное предложение было сделано в наше время г-ном Сталиным американскому послу или американским президентом любому дипломату, аккредитованному в Вашингтоне, представим себе личное смущение соответствующего лица и общественное возмущение после инцидента, и мы получим представление о глубине изменений, которые преобразили этику международной политики в последнее время. Сегодня такое предложение рассматривается как приглашение к измене, то есть нарушение самого фундаментального из всех моральных обязательств в международных делах: верности своей собственной стране. Когда это предложение было сделано, и даже когда о нем сообщили незадолго до конца девятнадцатого века, оно было предложением, которое должно было быть принято или отвергнуто по существу, без какого-либо недостатка моральной корректности.

Моральные нормы поведения, которым следовала международная аристократия, по необходимости носили наднациональный характер. Они распространялись не на всех пруссаков, австрийцев или французов, а на всех людей, которые в силу своего рождения и воспитания были способны понять их и действовать в соответствии с ними. Именно в концепции и нормах естественного права это космополитическое общество нашло источник своих моральных предписаний. Поэтому отдельные члены этого общества считали себя лично ответственными за соблюдение этих моральных правил поведения; ведь именно к ним, как к разумным человеческим существам, как к личностям, был обращен этот моральный кодекс. Когда Людовику XV предложили подделать банкноты Банка Англии, король отверг это предложение, которое «можно рассматривать здесь только со всем негодованием и ужасом, которых оно заслуживает». Когда в 1792 году аналогичное предложение было сделано в отношении французской валюты, чтобы спасти Людовика XVI, австрийский император Франциск II заявил, что «такой позорный проект не может быть принят».