Система РФ. Источники российского стратегического поведения: метод George F. Kennan

Фантастический образ успеха политики санкций – поражение и суицид страны-мишени, России. Навстречу этому ожиданию вдруг возникла симметричная фантазия в РФ. Запад удушает, так существовать нельзя – не ударить ли нам в ответ ядерным потенциалом? – эта позиция была ярко представлена скандальным роликом М. Леонтьева и М. Юрьева. Сценарий мечты инициаторов санкций: мишень санкций намерена совершить стратегический суицид. Всхлип в этой форме не означает неприемлемый риск – это вид русского фантазирования, отказавшегося от оценки сил и состава врагов.

Способен ли субъект стратегической паники применить неконвенциональную силу? Едва ли. Придя в такое состояние, он утратит лояльность ближнего круга. В Системе вообще не отдают сильных приказов – одни договорные. Публичная паника отбросит союзников России к сделке с противником, для защиты от явно неадекватного партнера.

Профицит армагеддонов

Привычкой холодной войны было ожидание военного Армагеддона. Это вело к постоянным ошибкам – Армагеддоны оказывались то плохо выбранными, то и вовсе поддельными. Корея, Вьетнам, Чехословакия, Афганистан. Под конец холодной войны явились и Армагеддоны-фальсификаты, наподобие Никарагуа и жалкой Гренады.

Возвращение в политику противостояния, ценность которого в каждом месте неопределима (а значит, неясны и возможные уровни эскалации), вернет к поиску мест для Армагеддона. Тут перспективы фальсификации весьма обширны. Крикливая московская партия, требуя сделать Украину полем глобальной битвы, но не получив влияния на выбор решений, влияет на хозобслугу. Такие влияния всегда трудно оценить в точности. Бывало, что, уйдя от явно проигрышного варианта, впопыхах и под крик «измена!», шли на еще более нелепое и проигрышное противостояние. В основе не только недомыслие политиков, дорожащих популярностью. Здесь еще и сбой стратегической идентичности. Если принимающий решение не видит своей полной инструментальной палитры, он невольно укрупняет свои шаги в ответ на угрозы до ультрамасштабов – сдвигаясь к черте невозврата. Так Джон Кеннеди после провалов в берлинском кризисе и на Плайя-Хирон вдруг решил не отступать – во Вьетнаме.

Риск для драйва

Соединенные Штаты действуют в мире, сохраняя компетенции холодной войны (включая уловки обхода правил). Они используют давно кончившуюся холодную войну как источник легитимности своей политики в совершенно другом мире. Европейская легитимность РФ основана почти целиком на том, что мы – страна-инициатор отмены риска гарантированного уничтожения. Россия легитимна как гарант необратимости ухода от холодной войны. Попытка вернуть мир к ее паттернам делегитимирует и РФ.

Советская культура оценки рисков, хотя и ослабевшая в годы правления Брежнева (Чехословакия, Ангола, Афганистан), была наследницей сталинской осторожности. Советская дипломатия контроля рисков при накоплении преимуществ достигла виртуозности, поздней утраченной. Но Система РФ готова сильно рискнуть. Российский «социум власти» невольно порождает бесконтрольные риски, и, не догадываясь об их глубине, еще и форсирует их с помощью пиар-мероприятий.

«Реконструкторская» версия российской войны с Западом – игровой эпатаж на руинах архитектуры общепринятых правил. Никто уже не знает, есть ли в Системе РФ датчик предельных рисков и где он. Судя по выступлениям глав Совета безопасности или ФСБ, у них лично такого органа нет.

На что вообще сегодня в РФ могла бы ссылаться политика, основанная на идее предела стратегических рисков? Для нее нет ни советских идейных обоснований, ни европейской дипломатической консервативности. То, что правящая команда не рискует даже более радикально, чем рисковала в прошлом году, исключительно ее прихоть и, как полагают радикалы, «преступная слабость». При остром кризисе или испуге наше безволие переходит в убийственно радикальное российское поведение.

Приложения

Путин как факсимиле евролицемерия

1

Путин сегодня самый упоминаемый человек в рассуждениях о России, больше Чехова и Достоевского. Такая частота настораживает – чем она вызвана? Навязчивые повторения говорят о неврозе, а в культуре они верный признак мифологии. Раз человека столько упоминают, значит, скорее всего, говорят не о нем. Но тогда о чем или о ком именно?

2

Один из знаменитейших политических текстов о России – «Длинная телеграмма» Джорджа Кеннана 1946 года с концепцией русского поведения. В тогдашней мировой прессе о Сталине писали не меньше, чем сегодня о Путине, но в тексте Кеннана – объемный документ в 8 тысяч слов – Сталин едва упомянут. Прогнозируя поведение системы, он пренебрег психологией ее господина – у поведения миллионов другая логика. Кеннан даже не знал, насколько прав, ведь сам Сталин брюзжал: «из меня сделали факсимиле».