Сито жизни

Вспомнив тогдашнюю свою речь, Серкебай остановился. Осмотрелся, увидел — стоит как раз напротив того самого Дворца культуры, который сам отстроил на месте первых поминок… Ведь только что вышел отсюда, да не просто вышел — вышел на пенсию. Хотя казалось ему, что идет в другую сторону, ноги сами привели сюда… Память… Память о пройденном, о прошлом, о войне. Верно, Серкебай навсегда остался связанным, неразделимым с временем…

Кружится, падает снег. Взгляд Серкебая останавливается на Вечном огне возле Дворца культуры. Ничто не может погасить это пламя — ни ветер, ни снег. Этот огонь неугасим и вечен, это дыхание тех, кто погиб на войне, биение их сердец, пламя оборванной жизни…

Серкебай приблизился к огню. Пламя то поднималось, то опадало, тут же взвивалось снова, временами казалось сердцем и вдруг оборачивалось флагом. Снег засыпал огонь, снег таял от его жара. Огонь пел, говорил, думал. Он напомнил Серкебаю другой огонь, похожий… Тот огонь был больше, он выбивался из пещеры в скале. Тот огонь был зажжен в честь Акжаки. В мире много огней, но такой — он для Серкебая единственный. Он посвящен пятистам жизням, ушедшим из этого аила в тяжкие годы войны…

Вот к огню подошла старушка. Это Бекзат. Муж ее погиб на фронте… С тех пор как зажегся этот огонь, каждый день приходит она сюда, тысячу раз повторяет имя мужа, обращается к огню с мольбою, проклинает войну… Она тихо сидит у окна, смотрит, смотрит, а затем очень медленно уходит, с неохотой уходит: сделает два шага и оглянется, потом еще, еще…

Бекзат подошла, тяжело опираясь на палку, не увидела сквозь метель задумавшегося Серкебая — его облепило снегом. Тихо начала говорить:

— Мой Нурдин, мой любимый, каждый день прихожу к тебе, каждый день обращаюсь к тебе с мольбой, ты для меня все прежний — любишь, зовешь, обнадеживаешь… Кажется мне — вижу тебя в этом огне, узнаю черты моего Нурдина… Кажется, скоро увижу тебя наяву… Пусть это невозможно — сама эта несбыточная мысль согревает меня… Не гасни, огонь… Если погаснешь, погаснет моя надежда. Я благодарна судьбе за то, что вижу этот огонь. Если бы не было тебя, куда бы я пошла?.. Ой, что это? Неужели столько выпало снега? Эй, ты снег или человек?

— Не снег я — Серкебай.

— Кто у тебя погиб, милок? Почему ходишь здесь?

— Сыновья.

— У тебя ведь не было сыновей, три дочери у тебя…

— Каждого, кто ушел на фронт, считаю сыном.

— Ты ведь вышел теперь на пенсию? Стал таким же, как я, обыкновенным стариком? Что осталось после тебя?

— Борьба.

— Что ты видел, столько лет работая председателем?

— Борьбу.

— Что тебя ожидает в будущем?

— Борьба.

— Почему ты здесь стоишь у огня?

— Это тоже борьба.

— Я недовольна тобой….

— Я и сам недоволен собой…

— Почему?

— Потому что окончилась борьба человека, который был доволен собой.

— Когда ты узнал об этом?

— Сегодня.

— Почему — сегодня?

— Впервые за сорок лет предоставлен самому себе. До сих пор всегда был занят делами, людьми…

— И как ты себя чувствуешь теперь?

— Плохо. Забытое прошлое, давно ушедшее возвращается снова — у меня голова идет кру́гом. Как будто сегодня опять съел змею.

— Что за змея, милок?

— Черная с пестрым узором на спине, в сажень длиной. Я в долгу перед ней… Когда-то возродила меня… До сих пор не приходило мне в голову: ведь тогда вся будущая моя жизнь была спрятана в змее. Я же рассказывал, это давно приключилось, в тот год Бурмакан причитала по мне…

— А-а, это когда ты умер? Да, правильно говорят, от каждой болезни свое снадобье, ведь тогда плач Бурмакан всех заставил признать тебя. Ты обрел новое имя: муж плакальщицы Бурмакан. Люди, оказывая почет, стали приглашать тебя в гости. А уж потом, когда создавали колхозы, ты сделался председателем Серкебаем. Вообще, что это такое — председательство?

— Вечная борьба.

— Ты джумгальский, а?

— Нет.

— Значит, чуйский?

— Нет.

— Ой, что такое! Откуда же ты родом?

— Я — родом киргиз. Киргизстанский.

— Есть у тебя неисполнившаяся мечта?

— И не одна…

— Значит, и у председателя бывают мечты, а? Я думала, какая может быть мечта у человека, столько проработавшего председателем?

— Человек без мечты — уже не человек.

— Ты считаешь себя настоящим человеком?