Ситтин (СИ)

— Просто сейчас мода на сопрано и меццо-сопрано, — пожала плечами Туу-Тикки. — А я очень люблю низкие голоса. И женские, и мужские. Но с мужскими-то проще — тот же БГ, Калугин. А вот низких женских днем с огнем не сыскать.

Грен кивнул, соглашаясь.

— Я когда-то перепел для арфы «Мерлина на Урале», — признался он. — Было… занятно. В оригинале там высокий женский голос.

— Споешь?

— Спою, но не прямо сейчас.

Туу-Тикки тронула струны.

— «Между тем, кем я был, и тем, кем я стал, лежит бесконечный путь…»

Когда она допела, он сказал:

— Это про меня. Про нас. Если не брать в расчет друзей.

— Ну так и БГ поет про друзей ненастоящих.

— У меня и ненастоящих не было. Знаешь, странно: такое чувство, что я обречен на жизнь без друзей. Родственники и коллеги — да, приятели — пожалуй, друзья — нет. Чего-то во мне не хватает для дружбы.

— Дружба — это любовь минус секс, — задумчиво сказала Туу-Тикки. — Ну, я когда-то так считала. Сейчас не знаю. У меня есть друзья в сети. Некоторых мне хотелось бы пригласить в гости.

— Кого? Я их знаю?

— Наверное. Если продолжаешь вести блог. Пещерного медведя, наверное, Плюшевую кошку, Лисца с Уникорном — они в Фейсбуке в основном. Может быть, Танниуса.

— Они все из России?

— Танниус из Канады. А Лисец и Уникорн недавно переехали в Барселону. Я так рада за них.

— Танниусу будет сложно объяснить, откуда у нас такой дом.

— Сложно, — согласилась Туу-Тикки. — Но он вряд ли приедет — он плохо сходится с людьми оффлайн.

— Я не помню, он комментирует твои записи?

— Мы обычно беседуем в его дневнике. А у тебя завелись хотя бы приятели?

— После того, как я пропал почти на год? Нет. Я даже не знаю, что писать: как объяснить, куда я пропадал.

— Уходил в кельтский ашрам учиться играть на арфе, — рассмеялась Туу-Тикки, поставила гитару в стойку и пересела к Грену на диван.

— Таких же не бывает, — с сомнением сказал Грен.

— В нынешние времена тотальной глобализации и постмодернизма бывает все, что угодно, — заверила она. — Хочешь, я поснимаю, как ты играешь на арфе, чтобы ты мог выложить ролики на Ютуб?

Грен задумался:

— А знаешь, хочу. Это хорошая идея. Спасибо.

— У нас даже видеокамера есть, — похвасталась Туу-Тикки, умощаясь под его рукой. — Я купила, чтобы снимать видео с котиками.

— Много наснимала?

— Много, но до сих пор не собралась поучиться монтажу.

— Если хочешь, я могу этим заняться. Как твой вязальный клуб?

— Мы собираемся у Анны в подсобке по понедельникам и у Пинь Лао по четвергам — у нее большой дом, а внуки приезжают только на выходные.

— Можно было бы и у нас.

— Нельзя. Не из-за тебя. Но Гинко, и Тар с Вэйдом, да даже Эшу. Лучше не стоит.

Грен погладил ее по плечу.

— Осторожничаешь. Эшу давно не показывался.

— Тем больше шансов, что он нагрянет в любой момент, — возразила Туу-Тикки. — Слушай, все собиралась тебе сказать: зачем нам официальный брак по законам людей? По законам сидхе — я понимаю, тебе важно ввести меня в род. Но люди?

Грен уловил ее сомнения. Она не интересничала, она действительно не понимала.

— Мне кажется, — начал он, — что с точки зрения людей наши отношения выглядят довольно шаткими. И когда мы начнем выступать — а мы начнем, поверь, — нам понадобится то, на что можно опереться официально. Предъявить агенту, менеджеру клуба, кому угодно. Для меня это важно. Не могу внятно объяснить, почему, но важно.

Туу-Тикки кивнула.

— Примем за аксиому, — сказала она. — Хотя Тами, Грен и Дэн живут себе и живут.

— Только потому, что по местным законам невозможно официально оформить менаж-а-труа, — вздохнул Грен и пояснил: — Я спрашивал у Среднего. На него это тоже давит.

— Слушай, — подняла голову Туу-Тикки, — а как у Среднего и Старшего продуманы легенды о том, откуда у них дома? Ведь и тот, и другой — не стандартные проекты на одну семью, а индивидуальные.

— Старшего уже никто и не спрашивает, он успешный музыкант, а Тави — не менее успешный писатель. За давностию лет все решили, что у них с самого начала было достаточно денег, чтобы купить себе дом. Средний оформил все так, будто у него были деньги, переведенные из Европы — он по документам эмигрант. Конечно, Тами поселилась в этом доме раньше него, но всего на несколько недель, а оформлен дом на них обоих. Эндрю как-то нашел лазейку в калифорнийских законах. Ну, как и для нас. К тому же, пока вовремя платятся налоги, никто не беспокоится о том, в чьей собственности недвижимость.

— О да, — согласилась Туу-Тикки. — Знаешь, я этой весной впервый заполняла налоговую декларацию сама. Такая мутота! Хорошо мне Эндрю подсказал, в какую графу вписывать жалованье от Первого Дома.

— В какую?

— Рента от наследства. Он придумал такую развесистую историю, прописал завещание и все такое: дескать, мы с тобой — очень дальние родственники, наследники богатого эксцентричного калифорнийца, которые потребовал в завещании, чтобы его потомки жили вместе, семьей, и только при этих условиях у них появляется доступ к капиталу. Причем если они решат построить дом, чтобы жить вместе, тратить капитал на это можно.

— И как же его звали?