Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985

Я бы хотел заметить, что само существование подлежащей наблюдению совокупности, обозначаемой термином «повседневная жизнь», для многих может оставаться лишь на уровне гипотезы. И правда, с самого момента создания этой исследовательской группы главные опасения внушает явно не то, что группа ещё ничего не успела найти, а то, что с первого дня слышны споры о самом наличии повседневной жизни; и с каждым заседанием они лишь усиливаются. По большей части в ходе обсуждений слышатся выступления тех, кто ни капли не уверен в существовании повседневной жизни, потому что нигде её не встречал. Руководствующаяся подобными настроениями группа по исследованию повседневной жизни по всем параметрам сравнима с экспедицией, ушедшей на поиски снежного человека, которая вполне может в итоге прийти к заключению, что он – лишь фольклорная выдумка.

Конечно, все соглашаются с тем, что определённые действия, повторяемые изо дня в день, – например, открыть дверь или наполнить стакан, – действительно существуют; но все они относятся к настолько банальному уровню той реальности, которую мы с полным основанием оспариваем, что представляют интерес только как повод для новой специализации в социологических исследованиях. Часть социологов и правда, похоже, не слишком склонна представлять, что у повседневной жизни могут быть иные аспекты, исходя из определения, предложенного для неё Анри Лефевром: «Это всё, что останется, если вычесть из прожитого всю специализированную деятельность»¹. Тут‑то и обнаруживается, что большая часть социологов, – мы ведь знаем, специализированная деятельность это их хлеб, и потому они в неё зачастую слепо веруют, – так вот, большинство социологов везде находят специализированную деятельность, и нигде – повседневную жизнь. Повседневная жизнь всегда где‑то там. У других. Во всяком случае точно не среди социологов, – может, у остальных классов. Кто‑то здесь даже сказал, что было бы любопытно понаблюдать за рабочими как за подопытными кроликами, которые, вероятно, заражены‑таки этим вирусом повседневной жизни, потому что раз у них нет доступа к специализированной деятельности, они и проживают исключительно повседневную жизнь. Такой способ разглядывать людей в лупу в поисках какой‑то смутной, примитивной повседневности; а главное, неприкрытое удовольствие, с каким это говорится, эта наивная гордость быть включённым в ту культуру, чей оглушительный провал уже никто и не думает скрывать, абсолютная неспособность понять мир, который её произвёл, – всё это не может не удивлять.

Здесь имеет место очевидное желание спрятаться за мысленными построениями, которые исходят из искусственного разделения всего на отдельные сферы, с целью избавиться от бесполезного, грубого и неудобного концепта «повседневной жизни». Этот концепт возвращает к тому, что осталось от каталогизированной и классифицированной действительности, к тому остатку, на который многие терпеть не могут поднимать глаза, потому что в нём видится целостный подход; и он требует комплексных суждений, политических выводов. Говорят, что часть интеллектуалов тешит себя таким образом иллюзией причастности к господствующему слою общества, в силу того, что им принадлежит одна или несколько культурных специализаций; что на самом деле должно было бы делать их первыми, кто разглядит, насколько вся эта господствующая культура уже изъедена молью. Но вне зависимости от нашего суждения о том, насколько эта культура последовательна и интересна в своих элементах, она подвергла вышеупомянутых интеллектуалов отчуждению, заключающемуся в том, чтобы верить, что они, находясь на небе социологов, не имеют никакого отношения к повседневной жизни любых народных масс, или в то, что они слишком высоко забрались по лестнице человеческих возможностей, при этом не замечая, что сами они – по сути такие же бедняки.

Безусловно, специализированная деятельность существует; более того, в текущую эпоху именно она практикуется повсеместно, что всегда полезно признавать, отбросив иллюзии. Повседневная жизнь – это не всё подряд. Хотя и можно наблюдать её диффузию в специализированные виды деятельности, вплоть до того, что в некотором смысле мы всегда находимся внутри повседневной жизни. Но если мы решим набросать простейшую пространственную схему всех видов деятельности, повседневную жизнь нужно будет рисовать в самом центре. Всякое частное начинание и всякое воплощение именно здесь обретают своё истинное значение. Повседневная жизнь – это мера всего: успешности или, скорее, безуспешности человеческих отношений; использования проживаемой жизни; поисков, происходящих в искусстве; революционной политики.