Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985

Вопрос об интенсивности проживаемой жизни ставится сегодня обществом отчуждения – например, посредством употребления наркотиков – в тех категориях, в которых оно только и может рассматривать любой вопрос: я имею в виду, через псевдопричастность к фиктивному проекту, через закрепощение и привязанность. Уместно также заметить, насколько похож на наркотик образ любви, разработанный и распространяемый этим обществом. Страсть здесь понимается сперва как отказ от всех прочих страстей; затем она наталкивается на преграды, и наконец обнаруживается лишь в компенсаторных формах господствующего спектакля. Ларошфуко писал: «Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько»⁶. Вот крайне позитивное наблюдение, если, отбросив моралистские предпосылки, сделать его основой проекта по воплощению человеческих возможностей.

Все эти задачи сейчас как нельзя актуальны, потому что очевидно, что центральное место в нашей эпохе занимает вышедшая из рабочей среды идея о необходимости упразднить классовое общество и начать историю человечества; а также, как следствие, ожесточённое сопротивление этой идее, её искажения и провалы, которые случались до сегодняшнего дня.

Текущий кризис повседневной жизни вписывается в новые формы кризиса капитализма, игнорируемые теми, кто упрямо продолжает рассчитывать даты следующих циклических кризисов мировой экономики.

Исчезновение в развитом капитализме всех прежних ценностей и связей, установленных прежними средствами общения, и невозможность заменить их какими угодно другими, пока в повседневной жизни и во всех сферах не возобладает разумное внедрение новых возможностей производства, которые ускользают от нас чем дальше, тем больше, – все эти факты вызывают не только неудовлетворённость нашей эпохой, выражаемую будто бы даже и официально, а особенно остро проявляющуюся среди молодёжи, но также и движение самоотрицания в искусстве. Искусство всегда было единственной деятельностью, которая обнаруживала скрытые в повседневной жизни проблемы, пусть и в завуалированной, искажённой, частично неверной манере. И вот прямо у нас под носом есть свидетельство полного разрушения художественной выразительности: современное искусство.

Я убеждён, что если рассматривать кризис современного общества во всей его полноте, то невозможно дальше противопоставлять досуг повседневности. Здесь уже отмечалось, что необходимо «изучать утраченное время». Но рассмотрим, что произошло в нашу эпоху с самой идеей потерянного времени. Для классического капитализма потерянное время – это всё, что не относится к производству, накоплению, сбережению. Светская мораль, преподаваемая в школах для буржуазии, усвоила это как жизненный принцип. Но похоже, что современный капитализм пошёл на неожиданную хитрость и ради «повышения уровня жизни» (выражение, которое, строго говоря, не имеет смысла, позволю себе напомнить) требует увеличивать уровень потребления. И в то время как условия производства, раздробленного и расписанного по минутам до абсурда, стало уже невозможно всерьёз защищать, сама мораль, распространяемая через рекламу, пропаганду и все формы господствующего спектакля, уже открыто признаёт, что напротив, это рабочее время является потерянным, и оправдывается эта потеря теперь лишь различным уровнем заработка, на который можно позволить себе отдых, потребление, досуг – то есть повседневную пассивность, подготовленную и контролируемую – капитализмом.

Теперь, если иметь в виду искусственный характер потребностей в потреблении, которые современное производство безостановочно производит и провоцирует, – если увидеть бессмысленность досуга и невозможность отдыха – можно задать более близкий к реальности вопрос: что же не будет потерянным временем? Иначе говоря: в конце развития общества изобилия что конкретно у нас будет в изобилии?