Сюрприз

Хокстоун был заинтригован и с полной ответственностью мог заявить, что происходило это не так часто. Резкая метаморфоза, изменившая лицо, сидевшего за роялем ребенка до неузнаваемости, была настолько же неожиданной, как и смена репертуара. Даже голос девочки, бывший еще несколько минут назад просто приятным, в мгновение приобрел настолько теплый и притягательный тембр, что Грегори изумленно заслушался. В то же время смысл песни, в которой женщина обращается к возлюбленному, так противоречил образу этого хрупкого и невинного ребенка, что на губах маркиза заиграла улыбка.

Эта улыбка окончательно вывела Николь из себя. Упрямо вздернув подбородок, она запела со всей присущей ей и еще неосознанной внутренней страстностью, четко выпевая совсем непонятные ей фразы. В глазах незнакомца запрыгали веселые огоньки, только подзадоривая ее. В конце концов, мужчина, запрокинув голову, шумно расхохотался.

Это стало последней каплей, для наблюдавшей за ними Ингрид. Убедив себя, что взбешена из-за того, что дочь опозорила ее перед гостями, она подскочила к роялю, и резко выдернув оторопевшую Николь из-за инструмента, изо всей силы ударила ее по лицу. Девочка дернулась и, прикрыв пылающую щеку рукой, на мгновение замерла, встретившись глазами с нахмурившимся Грегом. Гости застыли, вместе с хозяйкой и, уже понявшей свою оплошность Ингрид. Она, скользнув походящей на извинения, гримасой, в сторону маркиза, обернулась к Николь, но, девочка, увернувшись, исчезла с лужайки. В этой немой сцене, Грегори, молча, как и собирался, развернулся и направился к экипажу, подметив, что в последнем мятежном взгляде, брошенном на него девочкой, не было ни единой слезинки.

Николь бежала так долго, что не заметила, как покинула границы поместья. Только когда мгла стала практически непроглядной, и на смену ухоженным дорожкам парка пришли заросли рощи, начинавшейся за имением, она остановилась. Жаркий августовский день уступил владения ночи. Девочка присела на поваленную ветку под большим платаном и подняла глаза к небу, видневшемуся среди верхушек деревьев. Звезд практически не было, и луна еще не появилась. Для этого времени года ночь была непривычно темна, словно отражала тень, тяжело лежащую на душе Николь. Впервые за свою, пусть и недолгую жизнь, она сотворила то, чего сама от себя никак не ожидала. Конечно, она не в первый раз сталкивалась с чем-то, чего совершенно не хотела делать. Очень многое из того, что нравилось ее матери, и что она назидательно старалась навязать подрастающей дочери, было совершенно неинтересно девочке. Но ей всегда хватало хитрости и терпения свести все старания леди Ингрид на нет совершенно безболезненно для обеих, и мать на время забывала о ней, пока не заражалась новым веянием. Что произошло сегодня Николь решительно не понимала, как будто в нее что-то вселилось. Она опозорилась сама и неоспоримо опозорила мать. И еще этот мужчина у рояля с его осуждающими серыми глазами Лучшим решением сейчас было бы вернуться на место преступления и покаяться. Но, решив дать своей раненой гордости небольшую отсрочку, Николь откинулась к стволу платана и вновь подняла глаза к небу.

Скорее бы вернуться в имение, к отцу. Она повиниться перед матерью, и все расскажет ему. Он поймет. Он всегда ее понимал. Отец Услышанное сегодня в саду вновь выползло из тьмы. Может ли все это быть правдой? И если да, то знает ли он об этом? Эти старые сплетницы говорили что-то о молодом учителе, который, по их мнению, был ее настоящим отцом. Николь совершенно не помнила его лица. Детские воспоминания оставили ей только его силуэт и то, что он часто играл с ней. Нет. Николь решительно отогнала тревожные мысли. Ее настоящий отец Лайонел Астлей человек, ближе которого никогда не было никого на свете. Так будет всегда.

Глава 5

Грегори не спеша поднялся по массивной лестнице и остановился у входа в кабинет деда. Тяжелые резные двери были приоткрыты, обманчиво гостеприимно приглашая его войти. Но маркиз прекрасно знал – гостеприимности в этом доме никогда не было, и не только для него. В этом был весь характер его деда Филиппа Грегори Хокстоуна восьмого герцога Уотерфорда. Он никогда никого не ждал, никогда никому не был рад и ему совершенно никто не был нужен. Складывалось впечатление, что и прислугу он терпит лишь потому, что это соответствует его положению. Каждый раз, когда Грегори приезжал сюда, он задавался вопросом, зачем он это делает? И, не находя ответа, приезжал снова.

Оттягивая момент приветствия, он заглянул. Дед сидел в высоком кресле возле камина, медленно прокручивая в старческих пальцах набалдашник трости в виде головы волка, и молча, смотрел в огонь. Тогда, много лет назад, его возвращение в Уотерфорд стало полной неожиданностью для всех его обитателей.

Англия, герцогство Уотерфорд, Замок Уотерфорд, 1844 год