Читаем Сюрприз для маркиза полностью

Сюрприз для маркиза

Из ближайшего дома, утирая мокрое, красное от слез лицо, белым передником, выскочила полноватая женщина, явно имевшая внешнее сходство с мальчишками. Она бросилась наперерез лошадям и схватила малыша Сэма из моих протянутых рук. Крепко прижав его, она целовала и ругала одновременно. А когда старший брат вышел из-за коня Тристана, вновь разразилась слезами.

Мы спешились. Я начала сбивчиво объяснять, где мы их встретили. Мать не слушала, или не слышала меня и запричитав ещё сильнее, стала зазывать нас в дом.

— Пойдёмте, пойдёмте, — говорила она, — в ногах правды нет, отдохните с дороги, пообедайте, окажите честь. Вот спасибо. Великие сжалились… Спасли… Спасибо. — Ее непонятные бормотания все время прерывались то поцелуями и крепкими объятиями, то подзатыльниками старшему и шлепками по попе младшему, который все продолжал крепко держаться за матушкину шею.

В доме нас проводили в чистую, светлую кухню и налили теплого отвара. Тристан в изнеможении откинулся на спинку стула и пил теплую, парящую ароматным дымком, щедро сдобренную медом, жидкость. Он почти не разговаривал со мной второй день, сначала я думала, что он молчит, потому что расстроен или просто наговорился со мной за все это время, а потом поняла — ему очень тяжело сдерживать стоны — только сжав зубы он еще может сохранять остатки мужества и не кричать от боли. Пока мать наливала детям густой суп, я взяла любимого за руку, переплела наши пальцы и поцеловала каждую костяшку ледяной ладони. Он вымученно улыбнулся и просипел:

— Моя, Соули.

Перед нами поставили две дымящиеся тарелки с густой мясной похлебкой и плетенку с утренним хлебом. Мы взяли ложки и приступили к трапезе, слова о том, что мы торопимся мама мальчишек слушать не желала, и настаивала на том, чтобы отблагодарить нас хотя бы горячим обедом. Присев напротив, она запричитала:

— Вы не думайте, нессы, я не какая то там кукушка вертлявая, я за детьми хорошо хожу. Со двора не отпускаю. А уж после того как детки пропадать стали, так вообще чаще в доме играют. Но сегодня солнышко такое, да и вообще разве ж уследишь… то обед, то по дому прибрать…

— Остановитесь, — прервала я поток оправданий, — никто и не думает, что вы мать плохая… А что там с пропажей детей?

— Так непонятное что-то, нэсса, — снова запричитала хозяйка, — то один со двора ушел, нашли в овраге окоченевшего. А то, бывает по двое и по трое теряются. Одного нашли — волки задрали. А у соседки трое пропали, нашли только самого младшего. Старших мать до сих пор ищет. Да разве ж…

— А скажите, такая высокая, стройная женщина, с длиной темной косой и в платье с красивой вышивкой вам не знакома? — описала я давешнего призрака.

— Нууу, коли б жива была б, так на Марту похожа, а так, даже и не знаю. — ответили мне.

Тристан не осилил даже половины, но продолжал ковыряться в тарелке ложкой, изображая, что ест и усыпляя мою бдительность — от меня не укрылось то, что он надсадно глотал и сильно морщился, как будто у него болит горло. Когда мама мальчишек ушла, долить супа, я наклонилась к Тристану:- Милый, я знаю, что происходит. И как помочь тоже знаю. На обратном пути обязательно зайдём сюда. Сейчас у нас совсем нет времени, ты…

— Душа моя, — перебил меня маркиз, — я не смогу жить, зная, что с моего трусливого согласия гибнут дети.

— Ключевое здесь слово — ЖИТЬ, — сказала я.

— Для меня, — парировал Силье, — жизнь в бесчестии — хуже смерти.

— Для мужчин, возможно, главное — это правила чести, которые они сами же и изобретают, а для женщин главное — веления их любящего сердца[58], - ответила я, но Тристан был неумолим.

— Хорошо, но я иду одна, и это не обсуждается. — Силье хотел было возразить, но увидев мои подернутые черной пеленой глаза — благоразумно отступил. — Это не опасно, — убеждала я его. — Я знаю это наверняка. Одинокая, сошедшая с ума от горя женщина, это не демон или бес.

Тристан коротко кивнул, и я вышла во двор.

Мне не нужно было ничего говорить, показывать её могилу, я итак видела где она. За кладбищенской оградой, где по-дурацкому суеверию принято хоронить самоубийц, вместо погребальной доски из песчаника, так часто встречающегося на могилах этих деревенских усопших, лежал обычный неотёсанный камень.

Присыпанный пылью грубый булыжник — вот и все, что осталось от Марты. Я присела у камня, смахнула грязь и сняв перчатку положила руку на шершавую поверхность.

Вся бездна горя и отчаяния, постигшая эту несчастную женщину обрушилась на меня.