— Папа! — шипит она.
— Пошли, — говорю я. — Игнорируй их.
Один из ребят показывает на нас пальцем.
— Эмили должна держать отца за руку, когда катается на коньках!
Они все начинают смеяться, и она вырывает свою руку из моей, а затем быстро катится прочь от меня. Думаю, она доказывает свою правоту.
Наоми тревожно смотрит на меня, и я пожимаю плечами.
— Она успокоится.
— Она выглядит очень рассерженной, — говорит Наоми.
— Ты думаешь, я должен позволить ей тусоваться с этими детьми? — рявкаю я, мой голос становится очень оборонительным.
— Нет, — говорит она, качая головой. — Извини, Тео, думаю, ты все сделал правильно, просто это тяжело.
Я вздыхаю, чувствуя, как на моей спине и плечах образуются узлы. Узлы, причиной которых был не Нью-Йорк, а Эмили.
— Пойдем догоним ее, — говорю я. — Возможно, после этого она захочет вернуться домой.
Наоми кивает, и мы стараемся ехать быстрее и догнать друг друга. Эмили быстро скользит, лавируя между более медленными фигуристами. Я ожидаю, что, когда она доберется до берега, то сойдет со льда и переобуется. Она, наверное, так смущена, что просто хочет уйти.
Затем, я вижу, как она набирает еще большую скорость, даже не глядя в сторону берега. В данный момент на лице отражается не досада, а решимость. Я чувствую, как в груди у меня что-то словно срабатывает. Это папин инстинкт — что-то не так. Что-то здесь не так.
— Черт, — шиплю я. — Наоми, я сейчас вернусь.
Я пересекаю середину огороженной зоны для катания на коньках, намереваясь перехватить Эмили. Я ни за что не догоню ее, если буду просто догонять ее, следуя за ней сзади.
Я не так мал, как она, и не могу увернуться от толпы, как она. Люди продолжают вставать у меня на пути и закрывать мне обзор. К тому времени, как я оказываюсь перед Эмили, я вижу, куда она смотрит, и мое сердце замирает.
Мальчики все еще толпятся у каната, а две старшие девочки теперь целуются с двумя парнями. Я вижу, что все мальчишки смотрят на Эмили.
Эмили смотрит мне прямо в глаза, а затем говорит достаточно громко, чтобы все услышали:
— Я покажу тебе, что мне не нужен отец, чтобы кататься на коньках!
А затем она движется прямо к заграждению. Я думал, что смогу пригрозить ей и посадить под замок, но не думал, что она настолько безрассудна, чтобы выйти на тонкий лед. Не колеблясь ни секунды, я ныряю под веревку и следую за ней.
Она опережает меня по меньшей мере на десять метров, и каждый следующий ее шаг превращает мою кровь в лед.
— Эмили! — кричу я. — Стой!
И тут до меня доходит. Я преследую ее. Я вонзаю свои коньки в лед, пока полностью не останавливаюсь.
Я слышу, как мальчишки ликуют у меня за спиной, но один разъяренный отцовский взгляд, брошенный мною на них через плечо, сразу же заставляет их замолчать.
— Вернись, — кричу я.
Эмили останавливается и поворачивается ко мне лицом. Боже, она слишком далеко. Мне остается только молиться, чтобы лед оказался не таким тонким, как предостерегают надписи на заграждении.
Эмили в панике оглядывается. Даже отсюда я могу сказать, что она запаниковала. Она даже не понимала, как далеко зашла.
— Возвращайся потихоньку, — говорю я. — Просто скользи сюда.
— Мне страшно, — тихо произносит она.
Я оглядываюсь через плечо еще на одно короткое мгновение. Я встречаюсь взглядом с Эштоном.
— Немедленно звони в полицию!
Этот чертов идиот, наверное, впервые в жизни делает то, что ему говорят. Он ищет свой телефон.
Я смотрю на Эмили, все еще боящуюся пошевелиться. Она просто смотрит на меня с безнадежным и умоляющим выражением лица.
Я сам не боюсь провалиться сквозь лед, но если я пойду за ней, то лишний вес будет худшим препятствием моей помощи ей на тонком льду. Самое безопасное для нее — вернуться самой. У нее, с весом в двадцать пять килограммов, намного больше шансов благополучно вернуться по тонкому льду, чем вместе со мной, с моим весом в сто кило.
— Помоги мне, — кричит она, все еще не двигаясь.
— Я слишком тяжелый, — говорю я. — Я могу сломать лед.
Бл*дь Почему я вынужден чувствовать себя таким чертовски беспомощным? Мне нужна каждая унция моей решимости, чтобы просто не пойти и не забрать ее. Она прошла по льду, не сломав его, и сможет вернуться обратно.
— Давай же, — говорю я. — Я буду здесь, просто...
Это происходит как в кошмарном сне. Как нечто такое, чего не должен видеть ни один отец. Это происходит в одно мгновение — и когда все заканчивается, я все еще не верю, что это произошло. Моя маленькая девочка просто исчезает. Озеро поглощает ее, а потом она исчезает. Ни взмахов руками, ни криков, ни единого звука. Она просто исчезла.
А потом я движусь. Я поспешил к ней еще до того, как осознал, что начал двигаться. Эмили под водой. Она умеет плавать, но не тогда, когда вода такая ледяная. Не тогда, когда не ней вся эта одежда, которая теперь набрала воду. Не с тяжелыми коньками.