Сиваш

По самому верху пологого подъема поднялась цепочка желтых дымков пыли — копали. Антон ходил по окопам, видел воспаленные глаза бойцов. Чувствовалось, все понимали обстановку и решили стоять до конца. Антон послал несколько человек на хутор добыть ведро воды, потом подсел к бойцам — сгрудились в большой воронке, пока тихо, из одного кисета курить, заглушить голод.

Как понял Антон из разговора с командиром полка, приезжавшим на позицию, от Армянска подтягивались к месту боя новые белые войска — сплошь офицеры, — несколько тысяч штыков и бронемашины. Ожидается отчаянная контратака. Антон готовил себя, хотел, чтобы и бойцы душевно подготовились к решительному, может быть последнему бою.

Подсев к бойцам, Антон сказал:

— Сейчас, товарищи, возможно, будет особенно жарко. Без нашего нажима отсюда вал на Перекопе не возьмут. — Антон штыком чертил на земле карту: вот перешеек, его перехватывает вал, слева Сиваш, вот в этом месте дивизия перешла его, и вот сюда, в тыл валу, старается зайти. — Наше место центральное, центральнее не найдешь. В настоящий момент положение такое, что как угодно, но держись. Держись, когда тебя атакуют, и сам готовься атаковать. Бойцы отвечали:

— Ясно, товарищ политрук, как прожектором освечено. Вместе со штурмовой до последнего…

Через человека от Антона в воронке ежился боец с чахлыми усами и редкой бородой, по глазам не старый. Он с тоской ворочал белками, опасливо смотрел на холодный горизонт.

— Ай, и заливает же Сиваш, заливает… И поддержки теперь никакой не будет… Ни патронов, ни воды… И сухарей уже нет, хоть землю грызи… И пути нет ни вперед, ни назад…

— Ладно, не скрипи, герой! — посмеялся сосед.

Тот рассердился.

— Не скрипи! А Сиваш заливает — нет? Что теперь с нами будет? — Серые с красными веками глаза метнулись, простонал: — Ой, господи!

— Подтянись, устраивайся рядом со мной, вот с этой стороны, — позвал Антон. И когда боец подполз, Антон продолжал: — Конечно, хорошо медведя из окна дразнить…

Сразу все засмеялись. Антон оглянулся, встретил потеплевшие глаза бойцов и продолжал:

— Посмотри на людей и не бойся. Думаешь, лежим здесь одинокие, оторванные, и никому нет дела до нас. Ведь так?

— А как ты угадал?

— Очень просто, самому бывало плохо, — ответил Антон. — А надо понять, что через Сиваш перешли многие тысячи. Тут нас много. Глазами в голой степи не видим, но поверни ухо, слышишь, гудит артиллерия? Ведь это наша. На той стороне Сиваша наготове резервы, в нужный момент подойдут. Думаешь, штабы не знают, что у нас с патронами? Раньше тебя знают, сколько где осталось. Патроны нам везут и привезут. Боязно, Сиваш заливает, а я говорю: пусть заливает. Наша дорога только вперед, посуху. Ты, батрацкий сын, будь смел, пой:

Белякам начищу зубы,
Заверну салазки…

Красноармеец улыбнулся, и в глазах у него появился живой блеск.

— Ну и ловкий же ты, товарищ командир!

— Нет, это ты умный и понятливый, честное слово, — ответил Антон. — Я искренне говорю. Главное, ты теперь не боишься?

Красноармеец улыбался, и кто-то за него ответил:

— Как рукой сняло!

В воронке засмеялись. Подползли бойцы из других воронок.

— Что тут у вас так весело?

— Так вот, — отвечали, смеясь. — Политбеседа…

Антон стал читать стихи, которые сам сочинил. Пусть простые, но зато от души и к моменту:

Мы миру мир хотели дать,
Мы к миру звали все народы.
Но враг коварный двинул рать,
Чтоб потушить огонь свободы.
Наш лозунг — свобода,
Пароль наш — народ!
Назад нет нам хода,
Вперед же, вперед!
         Оружья не сложим,
         Назад не пойдем,
         Врага уничтожим —
         Иль сами умрем!

По дымному воздуху донесся гул летящего снаряда, недалеко ахнул взрыв — снова началось. Твердая земля словно пружинила, тряслась от могучих ударов. Белая артиллерия била из межозерья и от фермы Щемиловка. Откуда бы ни била, а земля взлетает к небу. Один из снарядов разорвался в двадцати шагах. Комья забарабанили по спинам. Ослепленный пылью Антон только слышал взрывы: еще и еще, словно в голове. Мелькала мысль: «Лишь бы не убило…» Земля ударяла в грудь. Как молния, прожгла мысль о Фесе. Неужели никогда больше не увидит ее? Не к месту перед его закрытыми глазами на миг появились ее глаза, ее пушистые темные брови.

Затихла артиллерия, Антон высунулся из воронки и снова увидел пустую степь, свежие воронки, длинную цепь мелких, наскоро вырытых окопчиков. В ближних было видно, как шевелились и белым паром дышали красноармейцы.