Сиваш

— Нет, ничего не вижу.

— А вроде — вон, темнеет…

— А не туман это?

— Туман? Вы тут постойте, пойду проверю.

Матвей и помощник командира пошли на черное, на риск. Ходили недолго, берега в той стороне не нашли, то темнел туман. Вернулись к колонне.

— Где же берег? — спросил командир.

Матвей уверенно ответил:

— Стало быть, справа… Я правильно веду. Сейчас будет берег.

Скоро Матвей почувствовал какую-то тяжесть в икрах, и словно не до конца разгибались колени. Это начался подъем, легкий-легкий, его и днем не увидишь. Под ногой вдруг затих хруст, этот звук словно откатился назад, под подошву попало что-то мягкое, наверно кустик солянки. Значит, кончилось сивашское дно.

— Вот вам, товарищи, хороший берег, — тихонько, горлом, проговорил Матвей.

Все зашептали:

— Крым, Крым…

Матвей повел колонну и дальше. Командиру сказал:

— Малость пройти еще по бережку, по загибу, и как раз будет мысок сбоку от окопов. Отсюда сделаем поворот в степь…

Колонна вышла на берег и чуть ли не бегом пустилась в степь. Матвей — с нею. Прошли с полверсты. Вдруг впереди грянул выстрел, взлетела и рассыпалась ракета… Сразу забили пулеметы, засвистели пули, начался бой. Матвей успел сказать командиру:

— Вон там Перекоп, а вот тут Чуваш один, Чуваш другой. Вывел я правильно. А как выведу — не знал. Теперь я ожил…

— Приляг, отец милый! А не то сейчас оживит! — крикнул командир. — Не слышишь разве — пули!

3

Литовский полуостров, куда Матвей привел большую колонну, обороняла кубанская бригада генерала Фостикова. Эта бригада прибыла из Феодосии всего лишь двенадцать часов назад. Ее позиции считались тихими, неуязвимыми за восемью верстами топкого сивашского дна. Любивший сладко поесть, генерал после обильного ужина крепко заснул этой ночью на хуторе, не хотел просыпаться и выслушивать известие о наступлении красных, сквозь сон бормотал:

— Стыдно, господа, какой-то там разведки на Сиваше испугались.

По следу первых колонн по дну Сиваша двигались новые части. Броды начали портиться. Глубокие озера грязи затягивали и крепко держали людей и лошадей, соленая рапа разъедала кожу. Дул сильный ветер, мороз в эту ночь хватил до пятнадцати градусов, мокрая одежда сразу покрывалась коркой льда.

Вновь подходившие части уже не заботились о тишине — на берегу гремел бой, огни прореза́ли мглу. Передние уже не шли, а бежали к берегу, ругаясь и проклиная барона. Вода хлюпала под ногами, обжигала. Оступаясь, бойцы падали на илистом размокшем грунте. Задние налетали на упавших. Иногда с левого фланга доносился крик:

— Спасите! Тону!

— Товарищи, спокойно! — кричал комбриг. — Ничего страшного нет! Забирай вправо!

— Вправо! Вправо! — подхватили командиры.

— Авангард, вправо! Куда прете в воду! — кричали бойцы.

Орудия и пулеметные тачанки никак не могли выбраться на сухое место. Колеса глубоко врезывались в мягкий ил. Лошади тянули, выгибали спины — лопались постромки. В горячке, не чувствуя холода, люди спрыгивали в воду, стаскивали с тачанок и несли на себе пулеметы, по пояс в воде брались за спицы колес, наваливались на полузатонувшие орудия.

Подобравшись к берегу, батальоны залегли на мокром дне и наспех стали рыть мелкие окопы — лопатами выкидывали грязь, В ямки сразу набегала вода. Восточный ветер пригнал волну, она с шорохом накатывалась на песок. В середине ночи по цепям пронесся сдержанный ропот:

— Чего ждем? На штурм! На штурм!

На берегу в свете прожектора виднелись серые фигуры, ползущие между рядами кольев. Это бойцы штурмовой колонны торопливо доделывали свое дело — ножницами перекусывали колючую проволоку. Кубанцы из окопов поливали их огнем, забрасывали гранатами. Коммунисты штурмовой не выпускали ножниц, пока пальцы шевелились; оставляя позади себя мертвых, резали ряд за рядом.

В черное небо взвинтилась зеленая ракета.

— Ура-а! В атаку!

Серые пригнувшиеся фигуры бойцов во тьме пронеслись ветром. Люди падали, вскакивали и снова — вперед. Взбежав на берег, потоком врывались в узкий проход, проделанный в колючей изгороди. Не сумевшие туда попасть, не различившие прохода во мраке, бросались грудью на проволоку, рвали ее штыками, расшатывали руками колья. Кидали на проволоку шинели и падали, сраженные пулями и осколками, повисали на проволоке. Задние пробегали по телам убитых и раненых, скользили в их крови, перелезали проволоку по шинелям. Несся неистовый крик:

— Дае-е-ешь!

Врангелевцы лихорадочно продолжали бросать гранаты, в упор расстреливать из пулеметов. Перекопская артиллерия повернула орудия на Литовский полуостров.

Но уже прорвались бойцы к окопам. Штурмовая — впереди. За нею устремились три батальона. На рассвете сквозь туман показались на Сиваше еще два полка. Сквозь гул и грохот сражения слышалось и новое:

— Даешь! Да-е-ешь!

Под напором тысяч тел затрещали колья уже в глубине обороны. Куски оборванной проволоки цеплялись за шинели, рвали ноги. За проволокой раскинулись широкими цепями и пошли в штыки. Попрыгали за брустверы, работая штыками, прикладами, очищали окопы от белых. Цепь набегала за цепью. В одно мгновение окоп заполнялся серыми шинелями красноармейцев.

* * *