Сивилла – волшебница Кумского грота

– Я боюсь тут ловушки и никакого дела с тобой начинать не стану. Оставим все это! Нам с тобою больше друзьями не быть, а пора откровенно объясниться: ты клялся нам не отдавать Эмилия на казнь, если бы даже пришлось положить за него свою жизнь. Сегодняшний день – годовщина этой казни.

– Я сдержал все мои клятвы…

Брут говорил со спокойствием железного духа философа, стоя со скрещенными на груди руками перед разъяренным другом, который жестикулировал, размахивал руками, сверкал глазами, топал ногами и поминутно хватался за меч. Человек просто кипел от негодования.

– О Луций Юний! – перебила их разговор Фульвия, положив руку на плечо Брута. – Я верю в твою правоту, меня не заставят отречься от тебя никакие доказательства измены, а сердце говорит, что Эмилий…

– Я его столкнул со скалы, – перебил Брут с невозмутимым хладнокровием.

– Зачем ты это сделал?

– Сделал потому, что стал изменником! – вскричал полководец.

– О Спурий Лукреций!.. Брут – честный человек…

– Ты слишком молода, чтоб учить меня житейской опытности!.. Ступай к твоей Арне, не мешай мне говорить откровенно с этим Псом нашей тиранки.

– Да, дитя мое, – подтвердил и Брут, – уйди отсюда.

Фульвия ушла. Спурий и Брут продолжали перебранку – один яростно, другой хладнокровно.

– Спурий, выслушай…

Полководец выхватил меч.

– Ничему я не поверю в устах льстивого пса!.. Вся кровь моя кипит от гнева. Мой меч не притупился для наказания изменника. Не быть нам друзьями, Юний, не быть и врагами… умри!..

Глава XV. Призрак юноши

Брут ловко парировал удар меча своей толстой тростью, говоря:

– Напрасно стараешься схватить меня за руку! Твой меч мне не страшен, потому что совесть моя чиста. Лучше прими мой совет: спасай свою дочь!

– Зачем я стану спасать ее от опасности, которой нет?..

Но в эту минуту Спурия схватили за руки и за плечи двое мужчин, подбежавшие сзади.

– Батюшка-тесть! – кричал Луций Колатин. – Я искал тебя по всему городу! Лукреция… ах!.. несчастье!..

Другим из пришедших был Валерий.

– Секст… злодей… – перебил он возгласы друга.

– Он ее ужасно оскорбил…

– Лукреция закололась.

Слушая торопливые сообщения зятя и его друга, Спурий стоял, понурив голову, ошеломленный, огорченный, испуганный.

– Римляне-квириты! – строго произнес Брут. – Не тратьте время на пустые речи, поезжайте скорее! Я понял, что злодей обманул меня, исполнил свой гнусный замысел сутками раньше. Я в этом не виноват перед вами.

– И в этом и во всем другом виноват ты, презренный пес! – вскричал Спурий. – Где наш Эмилий, говори!..

– Казнен, – ответил Брут, не лишаясь и в эту минуту твердости.

– При блеске утренней зари в нынешний день умер Эмилий – и ты в годовщину умри!..

– Ты раскаешься, Спурий, что убил меня. Я один, а вас трое… Погоди, выслушай!..

– Не хочу слушать твоих льстивых речей, изменник! – произнес полководец, снова замахнувшись мечом.

– Смерть Говорящему Псу! Смерть ему за Эмилия! – подтвердили Колатин и Валерий.

Бродивший по саду закутанный незнакомец быстро подбежал и, схватив Спурия за руку, помешал ударить.

– Кто держит мою руку? – спросил вождь и, оглянувшись, отшатнулся в ужасе.

Перед ним стоял Эмилий, отбросивший тогу с головы.

– Его призрак! – тихо, но без страха, сказал Валерий, обнажив свой меч. – Он хочет, чтобы не ты, а я отомстил за него.

– Я не призрак, – возразил молодой римлянин, – я стою живой перед вами.

– Ты жив! Ты спасен! – вскричал Валерий, бросаясь к другу.

Эмилий уклонился от его объятий.

– Зачем пришел ты сюда прежде времени? – обратился к нему Брут. – Поведай мне и этим людям, кто ты теперь!..

– Я здесь в надлежащее время, – ответил казненный, – я вестник Прозерпины. Евлогий Прим и сивилла Ютурна, служащие Аполлону Дельфийскому, послали меня возвестить тебе, отец всех добрых римлян, что серебряный лук Аполлона натянут и врата в царство смерти отворены для семьи узурпатора и клевретов его. Боги повелевают тебе предать их всех смерти, а самому занять курульное кресло Ромула, ибо ты достоин того.

– Идем! – воскликнули друзья, очутившись в неловком положении перед Брутом, которого только что намеревались заколоть, не сообразив, что Дельфийский оракул, повелений которого они отнюдь не дерзнули бы ослушаться, дает его им в цари как родственника свергнутого Тарквинием царя Сервия.

– Я не царь, – возразил Брут, – я не сяду на курульное кресло после Сервия, этого я недостоин, а после Тарквиния сесть считаю себе за позор. Я не царь, а советник, консул римлян.

– Рекс или консул, все равно, – сказал Спурий, – лишь бы ты избавил Рим от тирании узурпатора, приняв какой тебе угодно титул, и… и прости мне, Брут, мое недоразумение!..

Друзья обнялись, примиряясь, и уехали в Коллацию.

Оставшись одиноко в саду, Эмилий постоял в раздумье среди беседки, потом побрел вдоль аллеи к роскошному дому. Там он стал мечтать о любимой женщине, глядя на окно ее прежней, знакомой ему с детства комнаты, освещенной лампой, и безразлично относясь к тому, она ли там живет теперь или другой занял это помещение.