Ска3очки

– Удачи тебе, внучек, благословение моё всегда с тобой. Запомни: каравай ножом не режь, руками ломай, и ни одной крошечки на землю не урони! Ну, ступай с Богом!

Братислав подошёл к окошку и сказал Божьей коровке бабушкины слова. Жучок встрепенулся, помотал головой, поднял оранжевые с чёрными точечками крылышки, выпустил прозрачные подкрылки, зажужжал и полетел в одну ему ведомую сторону. Юноша зашагал за ним, стараясь не упустить из виду.

Долго летела Божья коровка по Чёрному лесу, давным-давно они сошли с тропы Белбога и углубились в чащу, но парень старательно шёл за ней. Сколько раз спотыкался и чуть не падал – не сосчитать, но упрямо шёл и шёл за оранжевым жучком. Божья коровка летела неутомимо, Братислав устал дивиться, как она на своих крохотных крылышках преодолевает такие вёрсты, когда у него, большого, ноги уже устали. Но вот наконец жучок приземлился на листочке и принялся что-то жевать, как показалось парню. Он со вздохом облегчения опустился на траву и собрался было тоже перекусить, как вдруг услышал чьё-то жалобное пенье. Голосок был тоненький-тоненький, горестный-горестный, у парня аж сердце сжалось.

– Что такое? – пробормотал он, оглядываясь по сторонам, но никого не увидел.

Пенье сопровождалось каким-то трепещущим шорохом, от которого сердце замирало ещё больше.

– Словно рыба в неводе трепыхается… – Братислав поднялся и медленно и осторожно пошёл на звук.

Миновав несколько деревьев, он увидел двух маленьких серых птичек: одна из них запуталась лапками в травинке, которая причудливо сплелась в петлю и прочно удерживала бедняжку, не давая взлететь, вторая сидела рядом с ней, не спуская взгляда, и скорбно плакала, видя, что все попытки бессмысленны.

– Соловей! – удивился парень. – Как же ты это так, бедолага?

Он подошёл к птичке, попавшей в травяную западню, осторожно протянул руку и выпростал крохотные лапки. Птичка аж глаза прижмурила и, по-видимому, решила распрощаться с белым светом, вторая же стала активно нападать на руку, клювом и маленькими коготочками пытаясь отпугнуть злодея-великана.

– Ох вы, птахи малые, – Братислав выпустил пленницу.– Как же вы изо всех своих силёнок за волю бьётесь, вот с кого пример-то мне надо брать! А ты, соловушка, – обратился он ко второй пташке, – не побоялся меня, такого огромного, о себе не подумал, только о подружке своей! Подружка ведь она тебе…

– Жена! – неожиданно звонко и по-человечески ответил соловей.

Братислав и сел, где стоял.

– Жена она моя, – повторила птичка. – Помчалась за червячком, детушки ведь у нас малые, кормить их надо, да и запуталась в траве. Тут уж и лиса подбиралась, да отпугнул я её, а к ночи и совы бы охоту начали – погибли бы и мы, и детки наши, ежели б ты нам не помог, добрый молодец! Как тебя звать-величать? Куда путь держишь через наши леса?

Ну, Братислав им всё рассказал, попутно вспомнил про Божью коровку, метнулся назад в холодном поту – ан нет, сидит на листе, разговляется – отлегло от сердца.

– Я тебя отблагодарить должен, добрый молодец, – задумчиво сказал соловей. – Да злата-серебра у меня и в помине нет. Дам я тебе своё пёрышко, – певец махнул крылом, и серое маленькое перо легло на ладонь парня. – Оно не простое, дотронься до любого замка – и он сломается. Держи, авось, пригодится! Прощай! – и чета соловьёв улетела к своим детушкам.

– Прощай, соловушка, – вслед им сказал Братислав, покачал головой, глядя на пёрышко, и открыл мешок походный, чтоб его туда спрятать.

Привязал к узелочку с солью, взял каравай, чтоб кусок отломить, да не успел: Божья коровка взлетела и пришлось парню путь продолжить не солоно хлебавши – на ходу и не перекрестившись есть грех. Ну, что делать? Побежал следом. Стал мешок затягивать да вдруг слышит:

– А ты молодец!

Опять оторопел Братислав, оглянулся: ну вообще никого рядом нет – ни птицы, ни зверя.

– Что за чертовщина такая?! – перекрестился. – Деревья, что ли, разговаривают?!

– Да не деревья, дурень! – хрипло засмеялся голос. – А я! Загляни в мешок!

Посмотрел парень в мешок: а это хлеб на него глядит и улыбается от уха до уха. Впрочем, ушей-то у него нет, но очень широко ухмыляется, а рот такой большой, что Братиславу боязно стало, и он опять перекрестился.

– Ну, хватит! – поморщился каравай. – Чай, я не от чёрта, а от Бога!

– Что ж это сегодня все со мной разговаривают?! – ошеломлённо пробормотал юноша.

– Где это все?! – возмутился хлеб. – Соловей да я! С этим жуком бестолковым ты сам говоришь!

– И то верно, – сказал Братислав.

Испуг потихоньку начал проходить.

– А… почему ты со мной заговорил? – поинтересовался. – Ты волшебный?

– Да я обычный, – ответил каравай. – Это весь мир волшебный, просто люди чародейство замечать и понимать перестали. Перестали нас слышать. Не надо им это, видите ли! Только дети нас и слышат, и слушают, да и то не все. Ну и ведьмы с колдунами, это уж как водится. А ты мне понравился: добрый. Сестру выручать идёшь, а и птахе помог, про свою беду забыл, на чужую душой откликнулся. Вот и решил с тобой поговорить. Да ты ешь, не смущайся! – предложил хлеб.