Чаристра, покачивая бедрами, вернулась в общий зал, оставив Тиамака, который накрылся вонючим одеялом и принялся размышлять об ужасном состоянии своих дел.
Тиамак лежал в темноте без сна. Сколько он ни думал, ему никак не удавалось найти решение своих проблем. Он с трудом мог ходить, застрял без денег в странном месте, среди разбойников материка. Складывалось впечатление, что Те Что Наблюдают и Творят объединились, чтобы его помучить.
Старик Сеаллио что-то бормотал во сне, потом перевернулся на другой бок, и его длинная рука задела лицо Тиамака. Вранн застонал от боли и сел. Сердиться на простака не имело смысла: вины Сеаллио в тесноте было ничуть не больше, чем самого Тиамака. «Интересно, – подумал Тиамак, – расстроен ли Сеаллио из-за того, что вынужден делить со мной постель, впрочем, едва ли». Жизнерадостный старик был невинным, как ребенок, и без жалоб принимал все, что с ним происходило – подзатыльники, пинки и проклятия, – просто как судьбу, непостижимую и неотвратимую, точно гроза.
Тиамак подумал о плохой погоде и содрогнулся. Нависавшая буря, сделавшая воздух Вранна и всего южного побережья горячим и липким, как бульон, наконец разразилась, обрушив на Кванитупул дожди совсем не по сезону. Обычно спокойные каналы стали бурными и непредсказуемыми. Большинство кораблей стояло на якоре, из-за чего обычно активная торговля замерла. Кроме того, жестокая буря привела к тому, что значительно уменьшился поток новых посетителей города – еще одна причина для недовольства Чаристры. Сегодня ночью дождь прекратился в первый раз за последние несколько дней. Вскоре после того как Тиамак забрался в свою паршивую постель, постоянный стук по крыше внезапно стих, и наступившая тишина оказалась столь непривычной, что ему никак не удавалось заснуть.
Дрожа от холода, Тиамак снова попытался завернуться в одеяло, но лежавший рядом старик вцепился во весь ворох мертвой хваткой. Несмотря на немалый возраст, простак оказался намного сильнее, чем Тиамак, который и до недавней встречи с крокодилом никогда не отличался крепостью мышц, даже по меркам маленьких людей. Вранн прекратил борьбу за одеяло; Сеаллио хрипел и что-то бормотал, ему явно снилось что-то хорошее. Тиамак нахмурился. Зачем вообще он покинул свой дом на баньяне, в своем любимом и таком знакомом болоте? Да, он имел не слишком много, но оно принадлежало только ему. И, в отличие от полного сквозняками дома, там всегда было тепло…
И вдруг он понял, что дело не только в ночной прохладе, и задрожал сильнее. В воздухе появился холод, который пронзил его грудь, точно кинжал. Он попытался вступить в еще одну безнадежную схватку за одеяло, а затем в отчаянии сел. Быть может, входная дверь осталась открытой?
С раздраженным стоном он выполз из постели и заставил себя встать. Нога пульсировала от боли и горела. Лекарь сказал, что его припарки скоро снимут боль, но Тиамак не верил закоренелому пьянчуге, и до сих пор его сомнения оправдывались. Он похромал по неровному деревянному настилу, старясь обойти две перевернутые лодки, занимавшие большую часть комнаты. Он сумел держаться ближе к стене, что позволило ему обойти крупные препятствия, но неожиданно перед ним возник жесткий стул, он сильно ударил щиколотку на здоровой ноге, и на мгновение ему пришлось остановиться, прикусить губу и потереть ногу, с трудом сдерживая стон боли и гнева, которому, как ему казалось, уже не будет конца. Почему именно он подвергается таким страданиям?
Когда Тиамак смог снова шевелиться, он еще осторожнее двинулся дальше, и ему стало казаться, что путешествие до двери занимает часы. Когда он наконец добрался до выхода, оказалось – к его полному разочарованию, – что дверь закрыта; получалось, что он ничего не мог сделать с очередной бессонной холодной ночью. Когда он сердито стукнул ладонью по двери, она распахнулась и он увидел пустой пирс, тусклый серый прямоугольник, залитый лунным светом. Налетел порыв ледяного ветра, но, прежде чем Тиамак успел схватить ручку, чтобы захлопнуть дверь, какое-то движение привлекло его внимание. Озадаченный Тиамак сделал несколько неуверенных шагов наружу. Было что-то странное в легком тумане, что парил в лунном свете.
Прошло долгое мгновение, прежде чем Тиамак понял, что на его протянутую ладонь падают белые пушинки, а вовсе не дождь. Он никогда не видел ничего подобного, как и любой вранн, но ему помогла начитанность, к тому же он часто слышал об этом явлении, когда учился, и понял важность происходящего, в то время как от его губ поднимался пар и исчезал в ночном воздухе.
Посреди лета в Кванитупуле шел снег.
Мириамель лежала в своей постели в темноте и плакала, пока у нее не закончились силы даже для слез. «Облако Эдны» покачивалось, стоя на якоре в порту Винитты, а она чувствовала, как одиночество давит на нее невыносимым бременем.