Скала Прощания. Том 2

– Инелуки изменился, – продолжала Амерасу. – Он превратился в то, чего мир не видел прежде, стал тлеющими углями отчаяния и ненависти, он продолжал существовать только для того, чтобы изменить вещи, которые много лет назад были несправедливостью, ошибками и трагической недооценкой, а теперь являются простыми фактами. Как и мы сами, Инелуки обитает в царстве, что было. Но, в отличие от своих живых родственников, он не намерен удовлетвориться воспоминаниями о прошлом. Он живет… или существует – это место плохо определено в языке смертных, – чтобы увидеть, как будет уничтожено нынешнее состояние мира и исправлены ошибки, но для него есть лишь один выход – гнев. Его справедливость будет жестокой, а методы ужасными.

Амерасу шагнула к каменному пьедесталу и коснулась тонкими пальцами края диска. Саймон испугался, что она поранится, и его охватил невозможный ужас от мысли, что он увидит кровь на тонкой золотой коже Амерасу.

– Мне давно известно, что Инелуки вернулся, как и всем вам. В отличие от некоторых, однако, я вытолкнула это из своего разума, и не стала раз за разом мысленно к нему возвращаться только для того, чтобы насладиться болью, как некоторые трогают синяк или ноющее место. Я задавала себе вопросы и размышляла, я говорила с теми, кто мог мне помочь, пытаясь понять, что может произрастать в тени разума моего сына. Последним из тех, кто дал мне понимание, стал смертный юноша Саймон – хотя он не осознает даже половины того, что я сумела от него узнать.

И вновь Саймон почувствовал, что на него сморят, но сам он не мог отвести взгляда от озаренного светом лица Амерасу, обрамленного облаком белых волос.

– Но это нормально, – сказала Амерасу. – Человеческий юноша прошел через суровые испытания, его часто вел за собой случай, однако он не чародей и не великий герой. Он превосходно выполнил свои обязательства, но на его юные плечи не следует нагружать новое бремя. То, что я сумела от него узнать, как мне кажется, позволило мне понять план Инелуки. – Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами. – Он ужасен. Я могу вам рассказать, но слов здесь недостаточно. Я старейший член нашего племени, Амерасу, Рожденная на Корабле. Тем не менее среди вас найдутся те, кто станет втайне сомневаться, и те, что отвернут от меня лицо. Многие из вас предпочтут жить с красотой воображаемых теней, не обращая внимания на уродливый мрак, что является сутью этой тени, той, что старается направить на всех нас мой сын.

Поэтому мне необходимо показать вам то, что видела я, и тогда вы все сами поймете, дети мои, во всяком случае, не сможете и дальше делать вид, что ничего не знаете. Некоторое время мы сможем не допускать к нам зиму, но в конечном счете она поглотит и нас. – Ее голос внезапно стал громче, в нем отчетливо слышалась печаль, но он был по-прежнему сильным. – Если мы с радостью устремимся в объятия смерти, то давайте признаем, что мы это делаем! Давайте посмотрим на себя, хотя бы в конце времен!

Амерасу опустила взгляд, словно ею овладели усталость и глубокая скорбь. Наступившую тишину прервали начавшиеся разговоры, и тогда Амерасу подняла голову и положила руку на бледный лунный диск.

– Это Туманный Фонарь, который моя мать Сендиту принесла из Тумет’айя, когда ползучая изморозь поглотила город. Как и с другими чешуйками Великого Червя, Языком Огня, поющим Осколком и Прудом в великом Асу’а, это дверь на Дорогу Снов. Он многое мне показал.

Амерасу протянула руку, слегка коснулась чаши, стоявшей перед каменным диском, и тут же над ее бледным краем вспыхнуло сине-белое пламя, горевшее без фитиля. Диск начал сиять таинственным светом, затем, по мере того как он разгорался все ярче, в зале Ясиры стало темнеть, пока у Саймона не возникло ощущение, что день подошел к концу, а луна упала с неба и теперь висит перед ним.

– В наши дни страна сновидений стала к нам ближе, – сказала Амерасу, – в точности как зима Инелуки окружила и уничтожила лето. – Ее голос, сохранивший четкость, теперь больше походил на шепот. – В стране сновидений возникли проблемы, и в такие моменты трудно оставаться на дороге, поэтому, прошу вас, одолжите мне свои мысли и тихую силу. Те дни давно прошли, когда дочери Дженджияны могли без малейших усилий говорить через Свидетеля, как если бы находились в одном помещении. – Она взмахнула рукой над диском, и в комнате стало еще темнее.

Шорох крыльев бабочек зазвучал громче, словно они почувствовали, как изменился воздух.

Диск засиял ярче. Синеватое пятно, подобное туману, закрыло его поверхность, и, как только это произошло, Туманный Фонарь почернел, появилась россыпь ледяных звезд, из основания диска Фонаря начали расти бледные, испускавшие сияние очертания горы, белой и острой, как клык, унылой, точно кость.