Скала Прощания. Том 2

Надежды Саймона увяли.

– Меня не приглашали.

Некоторое время он представлял, как все будет происходить: Шима’онари и Ликимейя признают свою ошибку и отправят его восвояси с подарками, а также поделятся своей мудростью, чтобы помочь Джошуа и остальным в их борьбе. Еще одна мечта Олуха – уже пора бы из них вырасти, разве не так?

– Я не хочу идти, – после долгого молчания сказал он.

Джирики присел рядом с ним на корточки с изяществом хищной птицы, устроившейся на ветке.

– Я бы хотел, чтобы ты пошел, Сеоман, – после недолгих раздумий сказал Джирики. – Я не могу тебя заставить и не стану просить, но там будет Амерасу. Она очень редко выступает с обращениями к нашему народу, исключения делаются только в День Ежегодного Танца.

Саймон сделал вид, что его это не интересует. Постепенно он перенимал обычаи ситхи.

– Ты опять упоминаешь День Ежегодного Танца, Джирики, – сказал Саймон. – Но ты никогда мне не рассказывал, что это такое. Я, как ты знаешь, видел рощу Ежегодного Танца.

Ему показалось, что Джирики сдерживает улыбку.

– Но издалека, я полагаю. Пойдем, Сеоман, ты начал играть в игры, в другое время я бы рассказал то, что могу, об обязательствах нашей семьи, но сейчас должен идти. Как и ты, если ты решил меня сопровождать.

Саймон выбросил кусочек коры, который жевал, через плечо.

– Я пойду, если смогу сесть возле двери. И если мне не придется говорить, – заявил он.

– Ты сможешь сесть где пожелаешь, Снежная Прядь. Быть может, ты и пленник, но почетный. Мой народ хочет сделать так, чтобы время, проведенное тобой здесь, было терпимым. Ну, а что до остального, я не знаю, что могут у тебя спросить. Пойдем, ты уже почти повзрослел, дитя человеческое. Не бойся представлять свои интересы.

Саймон нахмурился, размышляя над его словами.

– Ладно, тогда веди меня, – сказал он.

Они остановились перед входом в огромный шатер. Бабочки находились в возбуждении, их блестящие крылышки так трепетали, что разноцветные тени перемещались по лицу Ясиры, точно ветер по пшеничному полю, и бумажный шелест крыльев наполнял узкую долину. Внезапно Саймон почувствовал, что не хочет входить внутрь, и стряхнул с плеча руку Джирики.

– Я не хочу услышать что-то плохое, – сказал Саймон, который вдруг почувствовал, что внутри у него все похолодело, совсем как в те моменты, когда он ждал наказания от Рейчел Драконихи, повелительницы поварят. – Я не хочу, чтобы на меня кричали.

Джирики бросил на него насмешливый взгляд.

– Никто не станет кричать, Сеоман. Наш народ так не поступает – мы ведь зида’я. Возможно, это не имеет к тебе отношения.

Саймон смущенно покачал головой.

– Извини, конечно. – Он сделал глубокий вдох и нервно передернул плечами. Джирики осторожно снова взял его за руку и слегка подтолкнул в сторону двери Ясиры, украшенной розами.

Тысячи крыльев бабочек шуршали, как сухой ветер, когда Саймон и его спутник вошли в огромную чашу, залитую разноцветным светом.

Ликимейя и Шима’онари, как и прежде, сидели в центре зала на невысоких креслах, рядом с торчавшим вверх камнем-пальцем, Амерасу – между ними в высоком кресле. Она отбросила капюшон своего светло-серого одеяния, и распущенные снежно-белые волосы мягким облаком окутывали плечи. Стройную талию охватывал ярко-голубой пояс, но Саймон не заметил никаких украшений или драгоценностей.

Он не сводил с нее глаз и почувствовал, как она мимолетно на него посмотрела. Но если он рассчитывал на легкий кивок или подбадривающую улыбку, то здесь его ожидало разочарование: ее взгляд скользнул мимо, как если бы Саймон был еще одним деревом в огромном лесу. Если у него и оставались какие-то надежды на то, что Амерасу волнует судьба Олуха Саймона, теперь пришла пора о них забыть.

Рядом с Амерасу на пьедестале из тусклого серого камня, на широкой подставке из темного и блестящего ведьминого дерева, покрытого переплетавшейся резьбой ситхи, стоял диковинный предмет: диск из какого-то бледного льдистого материала. Саймон подумал о настольном зеркале – он слышал, что у некоторых богатых леди такие есть, – однако, странное дело, в этом ничего не отражалось. У диска были острые, как ножи, края, точно у куска сахара, который сосали до тех пор, пока он не стал почти прозрачным. Несмотря на цвет, как у белой зимней луны, казалось, будто внутри дремлют и другие, более темные оттенки. Перед каменным диском на резной подставке установили прозрачную мелкую чашу, довольно широкую.

Саймон не мог долго смотреть на диск. Постоянно менявшиеся цвета вызывали у него тревогу: странным образом камень напомнил ему серый клинок по имени Скорбь, а он совсем не хотел будить эти воспоминания. Он отвел глаза в сторону и оглядел зал.