Скальпель и автомат

Начинается новый день. На попутных машинах добираюсь до медсанбата. В полуразрушенном домике у дряхлой старушки приютилась с доктором Субботиной. Осенняя распутица. Октябрь 1942 года.

Простуда доняла всех — и здоровых и раненых. Чирьи и карбункулы, в основном на шее, донимают солдат. Разрезы, мази, примочки плохо помогают. Бойцы отстают от своих частей, температурят, а бои идут, наступление то там, то тут. А вот и моя шея занемела, и под косой вскочил чирий — не мал не велик, а головой вертеть не велит. Воротник шинели сырой, трет и беспокоит. Старушка, сморщенная и желтая, пожалела меня. Говорит, что это пустяки и резать не надо. «Смотри и слушай! Вот так, этой рукой, вот этим пальцем, вокруг чирья веди, сделай вот так и так, а за мной повторяй слова, да запоминай». Пальцем дотянулась до чирья, повторяю слова, не все понимая в них, три раза повторяю за бабушкой. Конечно, ничему не верю. Но больно шею, неудобно к раненому нагнуться. А если надо приподнять раненого, а он за шею обопрется, так в голове от боли все помутится и закричишь.

Легли спать в промозглой избушке. Шея горит и знобит меня, никак не согреться. Наконец пригрелась, уснула, а утром чуть забрезжило, умылась и скорее к раненым. О чирье и забыла. Не беспокоит, и ладно. До вечера работала с ранеными. А вечером пришла в избушку, а старушка и спрашивает: «Как касатка, чирий?» «Да я о нем совсем забыла!» Потрогала, а он уже подсох.

— Бабушка! Повтори стихи о чирьях!

Она рассмеялась, мелкие морщинки разбежались у глаз. Лицо помолодело:

— Запоминай! Попробуй на бойце, где чирий только начинается. Сколько вылечил этот стих бойцов! На второй день подсыхал чирий. А карбункул таял на третий день. Доктор сначала смеялась, потом ругала, а потом посылала бойцов ко мне и удивлялась, как и я.

Только раненых отэвакуировали, началась бомбежка. Самолеты фашистов долбили разбитую деревеньку, догорали, дымя, обломки.

У старушки несколько кур и петух в погреб спрятаны. Осколком петуху ногу перебило. Бабуля в слезы, просила врачей, фельдшера, еще кого-то перевязать ногу петуху, но все смеялись: в суп его! И никто не помог, все устали, с ног валятся.

Вечереет. Пришла в избушку, а бабуля ко мне: «Помоги, а то все смеются. А уйдут проклятые фашисты, мои курочки цыплят выведут, и пойдет мирная жизнь с моих маленьких цыплят. Петух должен жить!»

— Бабуль, а фашиста мы скоро прогоним?

— Скоро не скоро, а прогоните!

— Неси своего петуха, да зажги светильник.

Из сумки достала кусочек бинта, чуть гипса насыпала, воды приготовила, палочку построгала. Внесла бабушка петуха. Хорош, разноцветные перья хвоста блестят. Выпрямила ногу, подогнала палочку, пригипсовала.

— Держите, бабушка, пока гипс схватится.

Петух спросонья не сопротивлялся. Я легла на лавку, вспомнила мою родную бабушку, тетю, маму, братьев. Как-то они там? И уснула. А бабушка до утра сидела с петухом, а как начало рассветать, он и закукарекал.

На улице сыро. Наши войска отступают. Мне жалко бабушку.

— Собирайтесь скорее, кур в мешок, на машину возьму.

— Нет! Я о своей жизни все знаю, и смерть приму в этом доме, как мне наказано на 94-м году. А тебе за доброе сердце, вот нитка, из шерсти. Положи ее в хорошее место и знай — будут смотреть на тебя, но взгляд мимо пройдет, не заденет. Рука протянется, но не притронется к тебе, пуля, штык минует тебя. Ничего не бойся. Домой вернешься, а как придет время, сожги нитку, а меня никогда не забывай. Прощай.

Положила я нитку в комсомольский билет, да и забыла… 9 октября на комсомольском собрании секретарь Вера Красовская дала задание провести беседу в III отделении о Программе ВЛКСМ. Нарвал нарыв, и выскочил осколочек. На 30-е октября назначена конференция «Столбняк и его лечение». Работаем. 3 ноября слушаем доклад полковника Гондовского «Контузии и черепные ранения, осложнения и лечение». После доклада полковник спросил, много ли черепных раненых было в этот поток. Я объяснила, что много и тяжелые, а знаний у меня не хватает. Предложил перейти в его госпиталь. Со страха отказалась: куда мне от моих, как родные стали. Вспомнила, как меня приняли.

Подготовка к октябрьскому торжеству. Художественная самодеятельность. Выстиранные, отглаженные, отдохнувшие выглядим празднично. Несколько человек приглашены в часть к товарищу Мамончику.

За столом сидим важно, справа от меня Ася Максимова, слева — Фира Чигиринская. Слушаем доклад. Поем со всеми песни, смеемся над рассказами разведчиков. Тише! Тише! Под баян поет Юра Тулянчик. Какой красивый голос! Все подпевают последние строчки куплета: «Потеряю я свою кубанку, со своей кудрявой головой!» Нам весело, общее внимание нам, мы молоды и хороши. Но на часах 23.00. Пора! Руки у пилоток — до свиданья! Поворот через левое плечо и вперед. С хорошим настроением быстро погрузилась на машины. Благополучно прибыли в Лог.