Скамейка Полли

– Я тоже люблю тебя, сынок, – женщина поцеловала ребёнка.

– Какая трогательная картина! – рявкнул неподалёку уже изрядно набравшийся отец. – Ты ему ещё платье одень.

Мать встала со скамьи.

– Иди в дом, сынок, – ласково сказала она, но Айвен почувствовал боль в её голосе. Впервые почувствовал чужую боль, будто свою. Это испугало мальчика, испугало ещё и потому, что причиной горя матери был отец. Его ненависть и злобу он тоже почувствовал…

***

Айвен плеснул ещё немного в бокал, но пить не стал, воспоминания об отце всегда отбивали желание напиться. Он взял графин с водой и сделал несколько глотков, не замечая, что вода льётся на галстук.

Проклятые журавли… Они только манят, и загадывать желания на журавлиный клин бесполезно.

***

Тогда, в тот роковой день он вдруг понял, что его отца подменили. Раньше мальчику было интересно с ним. Он всегда с радостью слушал его рассказы о рыцарях, о достойных и героических предках. У его отца не могло быть таких злобных, жутких глаз.

– Его захватил чёрт, – на бегу думал мальчик. Он нёсся по саду, к реке, спеша скрыться от чудовища, в которого превратился отец. – Или гоблин, или орк, или злой колдун.

Айвену казалось, что страшные рожи выглядывают из-за каждого куста роз, из-за статуй, украшавших парк, из-за стволов деревьев. Он закричал, но никто не ответил. И тогда мальчику захотелось оказаться в Весёлой роще, рядом с танцующей девочкой и её дедом. Почему-то Весёлая роща казалась в тот момент самым светлым и безопасным местом в целом мире. Он пробежал по мосту, но лес – такой знакомый и привычный, вдруг ощерился миллионами острых зубов, оскалился, вздыбился и поплыл навстречу. А ведь Айвен был всего лишь маленьким мальчиком, которому недавно исполнилось шесть лет. Обессилев, он упал, в ужасе вжался в траву и зашептал:

– У…уходите… ч… черти… – только сейчас маленький баронет понял, о чём говорил пастор на проповеди. Священник рассказывал о страшном месте, которое называлось адом, и куда попадали грешники. И Айвен поверил, что он в таком месте. А, поверив в ад, он вдруг вспомнил о боге. Представил распятье, висевшее над его кроватью и начал молиться – по-детски, неумело, но от всей души – о том, чтобы рядом появилась Джипси и её дедушка, у которого с ним одинаковые имена.

– Чертей не бывает, – раздался совсем рядом знакомый голос.

– Джипси? – прошептал испуганный малыш.

– Джипси, Джипси, – передразнила девчонка. – Ты чего ревёшь?

– А может чёрт вселиться в человека? – спросил Айвен, тут же успокоившись. Он вытер слёзы, сел, потрогал руками траву, будто хотел убедиться, что он действительно перенёсся в Весёлую рощу. Почему-то знал, что здесь с ним не может случиться ничего плохого.

– Легко, если человек в это верит, – ответила юная рационалистка. – Видишь ли, здесь вопрос веры встаёт на первое место. Чёрт – или демон – это просто нечто, чего какой-то человек не может себе объяснить. И он начинает совершенно нерационально использовать эмоции, вместо того, чтобы обстоятельно изучить феномен, который в силу собственного невежества считает чудом.

– Как это? – мальчик не понял ни слова.

– Ну, вместо естественной любознательности вдруг возникает страх.

Эта фраза была простой, но Айвен всё равно не понял, какая любознательность может возникнуть рядом со злобным существом, в которого превратился его отец? И причём здесь чудо? Чудом в понимании Айвена, было что-то прекрасное, а разве черти или демоны могут быть прекрасными?

– Видишь ли, чудо трансцендентально, – продолжила девочка менторским тоном. Она была лет на семь старше Айвена, и сейчас показалась ему гувернанткой, а гувернанток и учителей мальчик привык слушать внимательно. Правда, у них он спрашивал, что означают непонятные слова, но Джипси спрашивать не стал. Просто запоминал – и всё. – Оно имеет личностный характер, – не умолкала та, – и тогда на фоне этого искажения субъективной реальности у человека вырабатывается какое-то переживание, которое становится постулатом веры. А если чудо имело быть предметом наблюдения масс, то это уже предпосылка для массового психоза.

– И это ты рассказываешь мальчику, которому всего шесть лет, и который живёт в мире, где дамы носят кринолины? – К ним подошёл старик, которого тоже звали Айвен Джошуа Чемберс. Он внимательно посмотрел на внучку и, улыбнувшись, заметил: – Тебе бы тоже не помешал кринолин.

– Почему ты в нижней рубашке? – спросил Айвен. – Разве можно приличной девушке ходить без платья?

– Вот дурной совсем, а это что по-твоему? – она покружилась, подол белым облачком взлетел почти до талии. Айвен покраснел. Странные они тут какие-то, подумал он, смущаясь. Его учили, что одежда должна скрывать, а у Джипси всё наоборот.

– Кэтрин, ты совсем запутала нашего гостя, – ласково пожурил дед.

– Мы сегодня проходили психологию толпы, – девочка насупилась, искоса посмотрела на старика и вдруг спросила:

– А что такое кринолины?

– Ага! – Обрадовался Айвен. – Не знаешь! Это такие обручи, на которые крепится подол платья, чтобы было красиво.