Скандальная связь

– Обсуждаемые недавно в прессе мои увлечения – правда, – перебиваю с невозмутимой маской на лице. – Я больше не чистая и наивная девушка, которую вам разрекламировал отец. И не хочу выходить за вас замуж, тем более ради помощи ему. Похоже, он знал о грядущих проблемах и разоблачении, поэтому и торопился пристроить меня в надежные руки. Но я не преследую цель вступить в брак по расчету и решать проблемы близкого человека подобным, унизительным для себя способом. 

Официант приносит заказ. Иман отпивает глоток кофе и удовлетворенно кивает, мол, очень вкусно. 

– Точно не хочешь? – спрашивает с убийственным спокойствием. 

– Да.

Пульс начинает стучать в висках, и немеют кончики пальцев. Я рассчитывала на другую реакцию со стороны Ибрагимова. 

– Мне, конечно, неприятно слышать эти вещи, но я изначально не возлагал больших надежд на твою взаимность. Однако слияние капиталов – неизбежность, потому что мы начали оформление бумаг и я не намерен отказываться от своих планов. Эвелину тоже вскоре выдам замуж и считаю, что брак необходим женщине, потому что это ее защита, опора, высокая стена, за которой до нее не доберется ни одна сомнительная личность, которая может воспользоваться наивностью доверчивых девушек и слить потом всё это в сеть. 

Едва сдерживаюсь, чтобы не закусить губу от досады. А на что я рассчитывала? Что Иман невозмутимо пожмет плечами и оставит меня за столиком одну после шокирующего заявления? То есть деньги к деньгам и плевать на мораль? Ладно. Меняем тактику. 

– Отец вам что-то обещал взамен помощи? Компанию? Деньги? Если для вас так важно слияние капиталов, то после суда я готова подписать все необходимые бумаги. Но только не брачный договор. Жениться на мне у вас не получится, потому что невеста против. Скандал в прессе вряд ли входит в ваши планы, так?

Иман с минуту внимательно смотрит на меня, а потом расплывается в добродушной улыбке.

– Всё думал, зачем Роман ограничивает нас в общении, какие-то нелепые оправдания придумывает? – Улыбка сходит с красивого лица, но интерес в глазах не исчезает. – Я услышал тебя, Регина. Вернемся к этому разговору позднее. Сейчас мне нужно сделать звонок, и можем ехать. – Иман подзывает официанта и просит счет, поднимаясь со стула.

Через десять минут мы выходим из кафе и садимся в черный седан представительского класса. Ловлю себя на мысли, что с Иманом мне… никак. Нет трепета и волнения, всё равно, как он на меня смотрит, что говорит. Я безучастна к его словам. Внутри эмоциональный штиль. Не знаю, плохо это или хорошо. Просто по-другому. 

В салоне прохладно. Климат-контроль выставлен на двадцать градусов. Кожа сразу же покрывается мурашками. Я накидываю пиджак одновременно с тем, как Иман делает температуру более комфортной, в салоне тут же становится теплее. 

– Мозги лучше соображают, когда низкие температуры, – мягко улыбается Ибрагимов и смотрит на меня долгим взглядом.

Я смущаюсь. Становится неловко. Но заталкиваю это чувство как можно глубже и задаю вопрос:

– Вы были в курсе проблем отца? 

– Нет. Хотя и подозревал, что дело нечисто. Слухи – вещь такая. Собирать их не люблю, газетным сплетням не верю. Всегда стараюсь опираться на факты. 

– Что будет с вашей клиникой? 

– А что с ней будет? – Иман слегка склоняет голову набок. – Дальше продолжит работу. Найдем нового поставщика медицинских устройств, выплатим совместно с вашей компанией суммы по искам от пострадавших.

– Вы так спокойно об этом говорите… – Я качаю головой и поджимаю губы.

– Регина, обращайся ко мне на «ты», пожалуйста, – просит Иман. – Слух режет, начинаю представлять себя как минимум твоим дедушкой. Разве я на него похож? 

Не похож. Иман отлично выглядит для своих лет. Но всё равно видно, что ему за сорок или около того. Морщины в уголках глаз выдают. Впрочем, как и сам взгляд.  

– Говорю так спокойно, потому что не первый год веду бизнес. Случались вещи и посерьезнее, чем недобросовестные партнеры. 

– Я дочь одного из них, – замечаю я.

– Роман оступился. О причинах такого рискованного шага я ничего не знаю, да и не мое дело – выяснять, чем он руководствовался, подписывая эти бумаги, но человек он неплохой. Нам обоим это известно, правда?

– Оступился? Как можно оступиться, когда подписываешь не просто бумаги, а возможно, смертный приговор другому человеку? Я работала представителем в вашей клинике, думала, что помогаю людям, а в итоге присутствовала на операциях и продавала устройства, которые могут убить или сделать человека инвалидом. Кто-то ставил их по квоте или отдавал последние деньги… – Осекаюсь, потому что в легких заканчивается кислород, а от озвученного вновь начинает ломить затылок. 

– Моя клиника возьмет каждый такой случай под контроль. Оказывается, ты не только умная и красивая, но еще и чуткая девушка. Борец за справедливость? Мне нужны такие люди в команде. 

Набираю воздух и пытаюсь говорить ровным голосом:

– Сейчас я работаю в пансионате, ухаживаю за стариками. Меня всё более чем устраивает. Я не хочу ни в чью команду.