– Я вам не верю, – сказал он, натягивая брюки. – Женщина не станет ждать до двадцати шести лет; чтобы отдаться мужчине, если это не важно.
– Для меня это не имеет значения. – Элизабет попыталась небрежно пожать плечами, хотя глаза ее наполнились слезами. Почему ей вдруг захотелось плакать?
Уилл застегнул пуговицы на рубашке и завязал шейный платок.
– Вас что-то беспокоит?
Он зашнуровал корсет и занялся маленькими жемчужными пуговичками на ее платье.
– Меня беспокоит. Мне трудно поверить, что вы так легкомысленно отнеслись к своей девственности.
– Со мной все в порядке, Уилл.
Когда он закончил, она оглядела комнату, чтобы убеждаться, что все осталось, как прежде. Она не заметила никаких изменений. Но она знала – никогда уже она не сможет взглянуть на этот диван, не вспомнив, что они здесь делали.
– Элизабет!
Она наконец повернулась к нему. Ее возлюбленный. Сердце у нее подпрыгнуло. Он стал еще красивее, чем прежде! Может быть, это тревога за нее оставила такой след на его лице?
– То, что вы искали прошлой ночью, – заговорил он после непродолжительного молчания, – это касалось вашего отца?
Она никак не ждала продолжения прежнего разговора, но, по крайней мере, он оставил тему ее девственности.
– Да, Уилл.
– Может быть, вы скажете мне, что именно вы искали? Я мог бы помочь.
Отрицать не было смысла. Он в любом случае уже знал правду. Его голос звучал с такой искренностью, что она не могла сопротивляться и кивнула:
– Я нашла несколько тетрадей с записями, сделанными моей матерью. В них не было ничего о моем отце, но упоминался спрятанный дневник. Я обыскала все поместья, мне оставалось еще раз проверить несколько комнат в этом доме.
– Так что вы собирались осмотреть родительскую спальню, пока меня не было, – добавил Уилл.
– Да, – призналась она. – Дневник, скорее всего, должен быть там. Но иногда мне начинает казаться, что герцог нашел его и уничтожил. – Элизабет перешла в кресло, стоявшее у фортепьяно. Диван перестал ей казаться подходящим местом, чтобы беседовать, сидя на нем.
– Когда ваш отец, извините, герцог, сказал вам, что не он ваш отец, он сослался на какие-нибудь свидетельства? – спросил Уилл, усаживаясь за фортепьяно.
– Нет. Тогда я и начала просматривать дневники матери. Я надеялась найти что-нибудь об этом в одном из них. – Но в дневниках ничего интересного не оказалось. Элизабет понятия не имела, кто мог бы быть ее отцом. На всех балах, на которых она бывала, она обшаривала глазами мужчин постарше, выискивая сходство с собой.
– Вы сказали, что проверили все комнаты в этом доме? – Уилл пробежал пальцами по клавишам. Комната наполнилась звуками.
– Когда я еще раз перечитала все найденные тетрадки, одна запись натолкнула меня на мысль, что моя мать могла спрятать в тайнике еще один дневник. Несколько дней назад, когда вы ездили с детьми в Гайд-парк, я обыскала их комнату.
Уилл улыбнулся, и у нее екнуло сердце.
– Так вот почему у вас был такой взъерошенный вид.
Элизабет улыбнулась:
– Да. Вы вернулись домой раньше, чем я ожидала.
– Я бы хотел помочь вам, Элизабет.
– Каким образом вы могли бы помочь мне?
– Я подумал, что, может быть, вечером вместо урока по истории мы с вами могли бы осмотреть мой кабинет. Может быть, ваша мать подумала, что надежнее всего спрятать дневник под носом у герцога, что именно там он никогда не найдет его.
– Помощь будет мне весьма кстати.
Это было сущим безумием.
Все происходящее походило на странный сон. Они занимались любовью или это был сексуальный контакт, когда чувства к мужчине отсутствуют? А она ведь не влюблена в Уилла. Что означает – это был просто порыв страсти.
Нелюбовь.
Она знала этого человека немного больше недели. Вряд ли этого достаточно, чтобы полюбить. Желание – это одно, а любовь – совершенно другое.
А если она не влюблена в него, почему она сидит здесь, и смотрит на него, словно девочка-подросток? Почему у нее такое чувство, словно его предложение помочь ей отыскать дневник – самая замечательная вещь, которую кто-нибудь когда-либо делал для нее?
Почему ей хочется взять его за руку и повести прямо в его спальню, закрыть дверь и до конца дня оставаться с ним в постели?
Вожделение, не любовь.
Она не верила в любовь с первого взгляда. А неделя в ее понимании – это первый взгляд.
– Думаю, что дети уже возвратились, – сказал Уилл, прерывая ее размышления. Он встал и подал ей руку. – Посмотрим, как там дела?
– Да. Я буду через минуту. Мне нужно поправить волосы.
– Конечно. – Уилл прошел к двери, открыл ее и повернулся к ней: – Двух недель достаточно, чтобы приготовиться к свадьбе?
Он увидел ошеломленное лицо Элизабет и внутренне улыбнулся. Как ни старалась она демонстрировать спокойствие и бесчувствие после случившегося, он был уверен, что она взволнована и расстроена. Что было совершенно естественно для женщины, в первый раз вступившей в интимную близость с мужчиной.
– Простите? – не сразу произнесла она.
– Наше бракосочетание? Надо назначить дату.
– Никакой даты, – сказала она, подходя к нему и на ходу закалывая волосы. – Свадьбы не будет.
– В самом деле?