Он смотрел на нее, обуреваемый желанием, страстью и ненавистью. У нее на левом плече три крошечные веснушки, и он, нагнувшись, облизал их.
Ее руки вцепились ему в волосы.
– Гриффин…
– Геро, – прошептал он, уткнувшись носом в ложбинку у шеи и с нежностью покусывая тонкую кожу. – Вам это нравится?
– Да…
– Что еще вам нравится?
– Я хочу коснуться вас.
Гриффин поднял голову. Она тихо лежала под ним и смотрела на него серьезными, блестящими как бриллианты глазами. Он привык к тому, что главная роль в обольщении принадлежит ему, а его любовницы редко бывали столь же энергичны. Он привык всегда всем управлять или просто от природного мужского инстинкта господствовать над всем. В любом случае он не был расположен уступить даме пальму первенства в любовных утехах.
– Пожалуйста, – попросила она.
Гриффин неохотно отодвинулся, готовый схватить ее, если она вскочит и попытается убежать. А она приподнялась на кровати и встала на колени, с любопытством глядя на него. Он все еще был в штанах и рубашке.
Геро коснулась пальцем его горла и провела вниз, туда, где на груди была распахнута рубашка.
– Пожалуйста, снимите это.
Гриффин стянул через голову рубашку.
– А теперь это. – И указала на штаны.
Он скинул их, и верхние, и нижние.
Геро продолжала стоять на коленях и, склонив голову, просто смотреть на его тело. Ему хотелось передвинуться. Хотелось схватить ее и подмять под себя. Но он вздохнул и позволил ей молча смотреть на то, что она хотела увидеть.
Она положила обе руки ему на грудь, нажимая пальцами на кожу вокруг сосков. Глаза у нее были полузакрыты.
– Я не знала, что у мужчин столько волос на теле, – тихо произнесла она. – На скульптурах этого нет… только такие аккуратные завитки в паху. Но у вас их больше.
Ее руки гладили ему грудь, пальцы путались в пружинистых волосках. Гриффин беспокойно задвигал ногами. Он никогда особенно не задумывался о своем теле за исключением того, когда оно служило для удовлетворения его насущных жизненных – а также любовных – потребностей.
– Вам это неприятно? – спросил он.
– Нет, – подумав, ответила Геро. – Это просто… мне незнакомо.
Теперь ее пальцы переместились ему на живот, и она водила кончиками вокруг пупка.
– От волос бывает щекотно?
Он удивленно поднял брови.
– Нет. Правда, иногда волосы путаются в одежде, но это случается изредка.
Она кивнула, удовлетворенная таким объяснением. Пальцы гладили его волосы в паху.
– У вас это тоже есть, – прошептал Гриффин, скользнул рукой по ее животу и дотронулся до рыжих завитков.
Геро, словно завороженная, смотрела туда, где его рука касалась ее.
– Странно, правда? Мы носим столько всякой одежды, завязываем ее, застегиваем, а под ней у нас… – она обхватила двумя пальцами его член, – …этот секрет.
Она подняла к нему лицо – ее глаза смотрели серьезно.
– Все любовники так думают? Что у них есть секрет, известный только им двоим? А как у вас было с другими женщинами? Так же?
То, что она поставила себя в один ряд с другими безличными женщинами, с которыми он спал, поразило его до глубины души. Они были мимолетными призраками в его жизни.
Геро для него нечто неизмеримо большее.
Гриффин обхватил руками ее тонкую талию, приподнял и усадил поверх своих бедер.
– Какие другие женщины? Я не могу вспомнить ни одной, кроме вас.
Он потянул ее к себе, чтобы поцеловать, но она остановила его, положив ему руку на грудь.
– Ваши слова красиво звучат, милорд, но ведь в прошлом у вас были другие женщины, и будут еще.
– Нет. – Его решительное «нет» прозвучало твердо и мгновенно. Геро говорит о будущем, где они будут разъединены, и, наверное, подразумевает, что и у нее появится другой мужчина. Он не желает думать ни о других женщинах для себя, ни о других возлюбленных у нее. Он этого не приемлет.
Он улегся на нее, придавив своей тяжестью, но ему было все равно.
Она должна понять.
– Нет никого другого ни для вас, ни для меня, – сказал он, прижавшись носом к ее лицу. – Никого не существует вне этой комнаты. Только вы и я, и это.
С этими словами он вонзился в нее. Она не была готова к такому неожиданному натиску, но он уже не мог сдержать себя.
– Гриффин… – Она выгнулась под ним и развела ноги.
– Вы и я, – задыхаясь, произнес он, – мы особые. И между нами происходит не то, что делают остальные. Мы вместе, и мы ни с кем не сравнимы.
– Этого не может быть, – упрямо ответила она.
– Может, – выдохнул он. Почему она ему не верит? Почему отрицает что-то таинственное, но тем не менее существующее? – Послушайте меня. У меня никогда впредь не будет такой возлюбленной. А у вас никогда не будет такого, как я. То, что есть только у нас, мы должны сохранить в памяти.
– Но я не думаю…
Господи, она сводит его с ума, доводит до бешенства…
Гриффин не мог придумать больше никакого убедительного довода, поэтому припал к ее губам и просунул язык внутрь медовой сладости ее рта. Она лежала под ним, мягкая, уступчивая, ее бедра прижались к нему, а ее нежное, влажное лоно с радостью принимало его в себя.