Скарабей

«Что же делать? Что делать? – взволнованно думал Марципан, нанизывая на вилку кусочки вкусной жирной рыбы. Сильное волнение всегда вызывало у него бешеный аппетит. – Надо бы врача. Но, как я могу вызвать врача? Это всё равно, что сознаться в убийстве. Впрочем, доктор ему уже не поможет. Ну и ладно. Пусть. Видно, такая судьба. Теперь надо придумать, что делать с трупом. Хорошо, что Клавдии нет в городе. А то бы припёрлась, стала везде совать свой длинный нос…»

Клавдией звали женщину, которая приходила понедельникам и пятницам, чтобы убрать квартиру Марципана, забрать грязное бельё и забить холодильник продуктами. Она уехала на неделю в деревню. У неё там кто-то умер. Обещала быть почти через неделю, в следующую пятницу. «И замечательно, и отлично, – подумал Марципан. – За это время я придумаю, что делать с трупом».

Он доел всю рыбу, выбрал из вазы самое большое и самое красное яблоко и надкусил. Сладкий сок наполнил его рот. Марципан обожал фрукты и шоколад. Эти штуки всегда поднимали ему настроение. Всё было хорошо, кроме трупа. Этот труп был так некстати в его милой уютной квартире, среди дорогой мебели в стиле «модерн», на роскошном персидском ковре. Марципан налил в горсть ледяной минеральной воды и смочил себе лоб. Потом потёр толстыми указательными пальцами виски и макушку. Но это не помогло. В голову ничего путного не приходило. Пришла одна мысль, которая ужаснула его и заставила сменить халат на тонкий чёрный свитер и такие же брюки. Мысль была такая: «Усопший корреспондент наверняка раззвонил всем, куда и к кому он идёт. Ещё бы! Такая удача! Известный кинодеятель, в прошлом актёр, а в будущем писатель, друг гениального Григория Миллера Валентин Генералов целый час будет отвечать на вопросы какого-то студентика! Наверняка и родители, и сокурсники и коллеги по работе в курсе. Возможно, и адрес мой, и телефон дал? Он не вернётся домой с этого интервью, будь оно трижды неладно, и тогда его станут искать. Начнут звонить или, ещё хуже притащатся сюда. Бежать! Надо бежать! Пусть звонят. Пусть приходят. Пусть даже в милицию заявляют. Придут, а меня нет, – думал Марципан, уже в прихожей, натягивая при помощи рожка лакированные туфли с острыми носами и длинное кожаное пальто. – Где я? Куда и насколько уехал, неизвестно. Поеду на дачу, «залягу на дно», запрусь, ставни закрою. Как всё-таки умно, что там у меня полный холодильник еды. У меня и тут полный холодильник, и там. У меня такие запасы еды, что Ленинградскую блокаду пережить можно. Ничего, поживу недельку на даче, поработаю над мемуарами, погуляю, подышу воздухом. Авось, что-нибудь и придумается».

Марципан проверил содержимое бумажника, вернулся в комнату и бросил прощальный взгляд на бездыханное тело, прикрытое зелёным шёлком. Веснушчатый белобрысый румяный парнишка, едва отметивший восемнадцатилетие, был недвижим. «Дурак, – с сожалением подумал Марципан. – Не был бы дураком, не лежал бы сейчас тут…» Марципан быстрыми шагами вышел в прихожую, снял с крючка зонт, на случай дождя, надел чёрную кожаную кепочку, купленную в комплекте с пальто в одном из Лондонских шопов, и покинул квартиру.

Дом у Марципана был особенным. Он принадлежал Союзу кинематографистов и стоял напротив Мосфильма. В этом доме жили одни кинодеятели. Режиссёры, актёры, критики, художники… и просто работники Мосфильма.

Восьмидесятилетний консьерж, дядя Ваня, знавший Марципана ещё молодым, вышел из застеклённой будки и озабоченно спросил:

– Валентин, это не у тебя жахнуло?

– У меня, – важно кивнул Марципан, изобразив на пухлом лице снисходительную улыбку. – Пустяки. Микроволновая печка взорвалась. Покупал, как японскую, а на деле…

– Нынче держи ухо востро, – поддержал разговор дядя Ваня. – Зазеваешься, сразу китайское дерьмо подсунут. Сам-то далёко?

– Хочу прошвырнуться в Питер. По Эрмитажу соскучился, – Марципан состроил ямочки на щеках. Он твёрдо знал: улыбка при разговоре обязательна. Особенно с простым людом. Она располагает к тебе собеседника и заставляет верить каждому твоему слову. Последнее было ему особенно важно. В неотразимости своей улыбки Марципан не сомневался ни секунды. Он направился к выходу, но дядя Ваня вдруг задержал его:

– Постой, Валентин!

Марципан вздрогнул и вопросительно посмотрел на старика. «Ну, чего тебе ещё?» – говорил его взгляд.

– Парень к тебе давеча приходил. Он, что, ушёл? Я, было, прикорнул чуток, не видел.

– Ну, ты, дядя Ваня, даёшь! – раскатисто засмеялся Марципан. – Давно ушёл! Это был курьер из издательства. Принёс мне правку и откланялся. Я мемуары пишу. Про Гришу Миллера и вообще…

– Проспал, значит, – огорчился консьерж. – А мне ведь спать на посту не положено. Не говори никому, ладно? А то выгонят. Спишут по старости. То и дело грозятся.

– Не бойся, дядя Ваня, не скажу, – успокоил его Марципан. – Работай спокойно. Мы, жильцы, если что за тебя вступимся, в обиду не дадим.

Он вышел на улицу и вздохнул с облегчением. Старик ему поверил.