Скарамуш. Возвращение Скарамуша

Разумеется, Андре-Луи о нем слышал. Да и кто же в то время не слышал? К тому же он вспомнил, где видел Дантона: это был тот самый человек, который отказался снять шляпу в «Комеди Франсез» во время представления «Карла IX», проходившего столь бурно.

С интересом рассматривая его теперь, Андре-Луи размышлял о том, отчего так получается, что все или почти все ярые сторонники нововведений переболели оспой. Мирабо, журналист Демулен, филантроп Марат, маленький адвокат из Арраса Робеспьер, этот ужасный Дантон – все они носили на лице следы оспы. А нет ли здесь связи? – пришло ему в голову. Не вызывает ли заболевание оспой последствия морального порядка, приводящие к подобным взглядам?

Андре-Луи стряхнул праздные размышления, точнее, их спугнул громовой голос Дантона:

– Этот… Шапелье рассказал мне о вас. Он говорит, что вы… патриот.

Андре-Луи поразил тон, но еще больше – непристойности, которыми гигант, не моргнув глазом, пересыпал свою речь, впервые обращаясь к незнакомому человеку. Он рассмеялся, ибо не оставалось ничего иного.

– Если он вам так сказал, то немного преувеличил. Я действительно патриот, но что до остального, скромность вынуждает меня отрицать это.

– Да вы, кажется, шутник, – загремел гость, однако рассмеялся, и от смеха задрожали стекла. – Не обижайтесь на меня. Уж таков я.

– Очень жаль, – ответил Андре-Луи.

Ответ обескуражил короля рынков.

– Что? Что такое, Шапелье? Он задирает нос, этот твой друг?!

Щеголеватый бретонец, который рядом со своим спутником выглядел настоящим франтом, своей прямотой не уступал грубости Дантона, хотя и обходился без сквернословия. Он пожал плечами, отвечая Дантону:

– Просто ему не нравятся ваши манеры, что вовсе не удивительно: они ужасны.

– Ах вот как! Все вы одинаковы… бретонцы! Однако перейдем к делу. Вы уже слышали, что произошло в Собрании вчера? Нет? Боже мой! Где же вы живете? А вы не слышали, что этот негодяй, который называет себя королем Франции, на днях позволил пройти по французской земле австрийским войскам, шедшим уничтожить тех, кто борется за свободу в Бельгии? Вы случайно не слышали об этом?

– Да, – холодно ответил Андре-Луи, с трудом скрывая раздражение, возникшее из-за вызывающего поведения Дантона. – Я слышал об этом.

– О! И что же вы думаете по этому поводу? – Гигант стоял перед ним подбоченясь.

Андре-Луи обернулся к Ле Шапелье:

– Я не совсем понимаю. Вы привели этого господина, чтобы он устраивал мне экзамен?

– Черт подери! Да он колючий как дикобраз! – запротестовал Дантон.

– Нет-нет, – примирительно ответил Шапелье, пытаясь смягчить неприятное впечатление, произведенное его спутником. – Мы нуждаемся в вашей помощи, Андре. Дантон считает, что вы – тот человек, который нам нужен. Послушайте…

– Да скажите ему всё сами, – согласился Дантон, – Вы с ним говорите на одном… жеманном языке. Может быть, вас он поймет.

Ле Шапелье продолжал, не обращая внимания на то, что его перебили:

– Таким образом, король нарушил неоспоримые права страны, занятой созданием конституции, которая сделает ее свободной. Это вдребезги разбило все филантропические иллюзии, которые мы все еще питали. Некоторые заходят так далеко, что объявляют короля врагом Франции. Но, конечно, это уж слишком.

– Кто так говорит? – закипел Дантон и ужасающе выругался в знак полного несогласия.

Ле Шапелье отмахнулся от него и продолжал:

– Во всяком случае, все это, вместе взятое, снова взбудоражило Собрание. Между третьим сословием и привилегированными – открытая война.

– А разве когда-нибудь было иначе?

– Пожалуй, нет, но теперь эта война приобрела новый характер. Вероятно, вы слышали о дуэли между Ламетом и герцогом де Кастри?

– Пустячное дело.

– По своим результатам. Однако все могло окончиться совсем иначе. Мирабо задирают и оскорбляют теперь на каждом заседании. Но он хладнокровно занимается своим делом. Другие не столь осмотрительны и отвечают оскорблением на оскорбление, ударом на удар, и на дуэлях проливается кровь. Фехтовальщики-аристократы превратили дуэли в систему.

Андре-Луи кивнул. Он думал о Филиппе де Вильморене.

– Да, – сказал он, – узнаю их старый трюк, такой же простой и прямой, как они сами. Я удивляюсь только, что они не додумались до этой системы раньше. В первые дни Генеральных штатов, в Версале, она могла бы произвести более сильное впечатление, а теперь они немного опоздали.

– Но они хотят наверстать упущенное время – тысяча чертей! – заорал Дантон. – Эти задиры-фехтовальщики, эти дуэлянты-убийцы так и сыплют вызовами в бедняг-адвокатов, которые умеют фехтовать только гусиными перьями. Это настоящее убийство. А вот если бы я проломил своей палкой одну-две аристократические башки и свернул несколько шей этими самыми пальцами, закон послал бы меня болтаться на виселице. И это страна, которая борется за свободу! Да будь я проклят! Мне даже не разрешают в театре оставаться в шляпе! А они – эти!..