Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуришка тридцатая (СИ)

Русавин Андрей Сергеевич Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуришка тридцатая

СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА

Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)

Закомуришка тридцатая

КАК МЛАД ИВАНУШКА-ДУРАЧЕК РУЖЬЕЦЕ ОПРОБОВАЛ

Посвящается В. Тагакову

Браточки мои – числом тридцать восемь – сидят в кабаке, всё пробуют квасца да выпробывают медца да пивца.

– Братцы! – воплю.

Молчба́.

– Братцы, братцы! – воплю в два раза громче.

Молчанка.

– Братцы, братцы, братцы! – воплю в три раза громче.

Опять мо́лчка! А я продолжаю истошно вопить трошки – и всё с тем же успехом, ёшкина кошка.

– Тридцать восемь братанцев, братанцев, братанцев, братанцев! – раз-раз-раз-разозлившись, воплю в тридцать восьмой раз-раз-раз в тридцать восемь раз-раз-раз-раз громче, чем в прошлый, тридцать седьмой раз-раз-раз.

– Шо-о-о? – тихо шепчут братанцы в промежутках меж жуткими гло́ктами*.

– А я!.. А я!..

– Шо, шо – ты? – еще тише шепчут братанцы.

– Пукалку купил у целовальника!

– Ку... ку... купил? Купил? Купил? Купил? – выпучив глаза, тридцать восемь раз яростно вопят тридцать восемь братюков в тридцать восемь раз громче меня.

– Не купил! – кричит целовальник громче их всех. – Ограбил!

– Правда, ограбил? – уже значительно ласковее, понимаешь, глаго́луют брате́лки.

– Неправда! – возмущенно воплю еще громче целовальника. – Не ограбил!

– Правда, правда! – шепчет целовальник и гаденько улыбается. – Ограбил, ограбил!

– Молодец, Иван! – нежно, понимаешь, глаголуют братулейки тишайшим шепотом. – И ты совершенно прав: никогда ни за що не признавайся в содеянном!

– Да не грабил я вовсе! – воплю еще громче, чем в прошлый раз.

– Верно, Иван, говоришь! Именно так и надо! Иван, а Иван!

– Шо?

– Покажь ружье!

– Вот! Кремневое! Тульская, понимаешь, двустволочка, однозначно!

– Иван, а Иван! – нежно, понимаешь, глаголуют братулеечки громким шепотом. – Дай твое замечательное ружье подержать, дабы вблизи полюбоваться!

Хотел было я дать братюкам свое замечательное ружье подержать, вблизи полюбоваться, да кстати вспомнил седьмой наказ целовальника. Талды́* я братоцкам реця́ю*:

– Ружья́, жены и собаки на подержание не дают!

– У-у-у! – с оби́ждой* речет младший из моих братанцов, тридцать восьмой, самый глупенький. – Ну и не надоть! А ружьишко-то неважнецкое: не стрелецкое, а детское, понимаешь!

– Ну и шо, шо детское! – веско возражает мой старший братан, атаман. – Палить-то всё равно палит! На то оно, понимаешь, и детское ружьеце, щобы дети могли отбиваться от воров и грабителей, пока старших нет дома! Иван!

– Шо, пан атаман?

– Будешь отстреливаться от воров и грабителей, пока нас, старших брати́щ, нет дома! И ни шиша не бойсь: небось пронесет! Хорочё?

– Хорочё, пан атаман!

– Надо отвечать: так точно!

– Хорочё, так точно, пан атаман!

– Да не хорочё, так точно, а так точно! Хорочё?

– Так точно, да не хорочё, пан атаман!

– Ну вот и хорочё! Иван!

– Чё?

– За то, чьто ты самостоятельно добыл первое в своей жизни огнестрельное оружие, вот тебе от меня бескозырка!

– Ура-а-а! Действительно бескозырка?

– Ага! Зыришь: без козырька, ну разве не козырно?

– Ур-р-ра-а-а! Козырно! И в самом деле без козырька бескозырка! Необычайно козырно, однозначно! Но откуда она взялась?

– С моей татуированной башки, дурик! Ну, напяливай на свой калган козырную бескозырку, Иван! Хорочё?

– Хорочё, пан атаман!

– Да не хорочё, а так точно!

– Так точно, да не хорочё, пан атаман!

– Ну вот и хорочё! Козырно!

– Ивашка! – молвит мой второй по старшинству братаул, есаул, весь из себя блаародный, как какой-нибудь дон Додон, понимаешь.

– Шо, блаародный дон браташка?

– За то, чьто ты самостоятельно добыл первое в своей жизни огнестрельное оружие, вот тебе от меня тельняшка, дурашка!

– Ура-а-а! Неужели в самом деле тельняшка для меня, дурашки?

– Ага! Полосатая нижняя рубашка для тебя, дурашка!

– Ура-а-а! Но откуль, блаародный дон браташка?

– С моего татуированного тела, дурашка!

– Ну надо же! Тельняшка – полосатая нижняя рубашка с татуированного тела браташки! Для меня, дурашки! Браво!

– Ну, надевай на свое тело тельняшку, бравый Ивашка! Хорощо?

– Хорощо, блаародный дон браташка!

– Да не хорощо, а так тощно, дурашка!

– Так тощно, да не хорощё, блаародный дон браташка!

– Ну вот и хорощё, дурашка! Браво!

– Иван! Дурачище! – говорит мой третий по старшинству братище, казачище, разодетый как морской волчище.

– Шо, морячище?

– За то, чьто ты самостоятельно добыл первое в своей жизни огнестрельное оружие, вот тебе от меня черные-пречерные флотские брюки!

– Ура-а-а! Неужели в самом деле настоящие флотские брюки? Черные-пречерные? Без гульфика, ёшкина кошка? С откидным клапаном? Да с кармашками, шобы совать татуированные руки в потрясно скроенные брюки?

– Ага!

– Ура-а-а! Но откуда взялись эти совершенно потрясные брюки, в которые можно совать татуированные руки?

– С моих татуированных ног и всего, понимаешь, сплошь татуированного иного прошего, дурик!

– Татуированного?

– Угу, татуированного!

– Сплошь, ёшкина кошка?