Сказ про Ваньку, про Илью-оборотня и про Фаню-хранительницу

Уже рассвело. Надо было возвращаться домой, смотреть за хозяйством. Пока Чернава поднималась на ноги, из кармашка её платья вывалился небольшой свёрток, который она, не задумываясь, подняла и раскрыла. Там лежало то самое кольцо, привидевшееся ей во сне, словно всё было по-настоящему. И в этот момент Чернава осознала: сон действительно происходил наяву, и сестре она не нравится, и родители рассчитывают на её помощь и вечное присутствие возле них. Девушка почувствовала обречённость прожить всю жизнь в родительском доме, её угнетало отсутствие достойного будущего, а невозможность встретить подлинную любовь жутко расстраивало. У девушки невольно полились слёзы, стекающие по округлому подбородку и падающие на землю, доставая до корней липы.

И пока Чернава пыталась успокоиться, липа начала ей что-то нашёптывать. Вначале девушка отступила от дерева, не ожидая подобного, но всё же, решив прислушаться, она снова прильнула к рельефной коре.

Слишком тихо и непонятно, но Чернава смогла различить слова: "сильная духом", "ты справишься", "отправляйся в глушь". И девушка почувствовала, что и правда сможет самостоятельно устроить свою судьбу, хоть и немного иную.

Далёкое прошлое. Глава 08, в которой истребляется живое

– Эй, Мокша, подай-ка мне тот ножик, который слева от тебя лежит.

Невысокий мужичок, в том возрасте, когда лучшая часть жизни прожита, но ещё есть время пожинать плоды от дальнейшего существования, медленно повернул голову в сторону говорящего, потом также медленно посмотрел справа от себя. И первое, что он заметил: никакого ножа там нет. Лежали напильники, пара небольших мешков, несколько щипцов, а вот ножа не было, хотя он точно помнил, что они брали с собой три разновидности ножей, так как в сегодняшнем деле они играли немаловажную роль.

– Ох, дурья ты башка, с другой стороны, – вздохнул его собеседник до такой степени тяжело, будто уже давненько замучился бороться с неповоротливостью своего товарища.

Мокша же также плавно, словно сидя под водой, повернулся в другую сторону. Заметил нож, который так упорно просил его напарник, взял его и неторопливо протянул Нестору.

– Премного благодарен, – съязвил Нестор, чуть ли не успевший состариться за это время. – Так мы не управимся и до завтрашнего дня, а нам надо через час принести ещё тёплое сердце белого оленя заказчику, да и успеть спилить эти проклятые рога. Давай поторапливайся, а то всё зазря будет…

У Нестора никогда не получалось поторопить Мокшу. Ну что поделать, такова была сущность его напарника. Приходилось мириться и временами делать попытки ускориться, хотя бы благодаря своей расторопности.

Нестор был очень юрким и проворным малым. Он даже не помнил, как его свела жизнь с Мокшей, тем более если учесть, что второй ему годился в отцы. Но тем не менее, они стали вместе работать, а точнее, промышлять, как это называлось в деревнях. Мужчины, стар да млад, занимались тем, что выполняли разнообразные поручения относительно, так сказать, улова.

Например, однажды их заказчик – Никола, мастер оберегов – заказал клык волка-людоеда. Непременно людоеда. Нестор с Мокшой намаялись, разыскивая этого зверя, но приметив того, стремительно скрывающимся за листвой ближайшего засева, они заключили, что клыки волка-людоеда и обычного волка ничем не отличаются, поэтому спустя какое-то время они поймали крупного самца и, наскоро выдрав ему пару клыков, отправились отдавать их заказчику.

Никола сначала засомневался. "Это точно, – спрашивал, – от волка-людоеда?". На что Нестор и Мокша, с выпученными глазами и со взмокшими подмышками, дружно кивнули, но не проронили ни слова, опасаясь, что заказчик как-нибудь попытается выведать правду. Но мастер оберегов более их не спрашивал. С загоревшимися глазами он схватил клыки, не глядя на мужиков, протянул им мешочек с платой и громко захлопнул дверь, чтобы ему и дальше не мешали работать. Наёмники же и рады были убраться подальше.

А в другой раз, всего лишь в прошлом месяце, им поступил один из многочисленных заказов, отличающийся тем, что его сделал весьма богатый житель соседней деревни, в которой он считался важным человеком – в том смысле, что с успехом пользовался своими громкими, располагающими к себе речами, обладал притягивающим обаянием и умело реализовывал свои желания за счёт деревенских простачков.