Сказ столетнего степняка

Один известный кляузник накатывал анонимки во все инстанции по любому поводу и на кого угодно. Он был в тридцатые годы шолак бельсенды – горе-активистом, а впоследствии – салпанкулак – стукачом НКВД. Интересно, все знали, что он кляузник, но делали вид, что уважают его. Некоторые побаивались его, а другие просто не хотели связываться с ним. И вот этот анонимщик додумался до того, что накатил несколько бумажек наверх о том, что руководители-казахи нашего района совершают религиозный обрядсундет – делают обрезание своим детям. Чтобы не быть голословным – сказывался опыт нквдешника – он следил за детьми в общественной бане! Подсматривал за ними и мотал себе на ус: «Ага, дети таких-то начальников-казахов обрезаны!» А тех, кого не смог встретить в бане, поджидал, когда они возвращались со школы домой. И обманывал ничего не подозревающих ребятишек: «Покажи-ка мне свою писульку, а я тебе за это конфетку дам!” – и машет карамельками перед носом обалдевших мальчиков. «Ну, и дурак! На, смотри сколько тебе хочется, только давай конфету поскорей!» – думают детишки, радуясь сладкому угощению. А кляузник таким образом собрав факты, накатал бумажку в область. Ох, какой был шум, какая разборка! С обкома партии, из областного центра Кокшетау, раньше назывался Кокчетав, приехала комиссия. Собрали весь актив района и давай разбираться. Солидный партработник, инспектор обкома начал давить на районных руководителей: «Товарищи, как это так?! Партия и правительство доверяет вам ответственные руководящие посты, а вы чем занимаетесь? Компартия борется с пережитками прошлого, всякого рода проявлениями национализма и религиозного фанатизма, призывает искоренить любые признаки противоречия марксизму-ленинизму! А вы допускаете обрезание детей в районе! Более того, сами подаете пример населению, совершая этот дикий, устаревший мусульманский обряд в своих семьях! Это несовместимо с нашей советской моралью, противоречит коммунистической идеологии! Этого терпеть никак нельзя и надо прекратить обрезание и подрезать корни такого обычая!» В этом месте не выдержал доселе угрюмо молчавший первый секретарь райкома партии: «Что вы говорите, товарищ инспектор!? Обрезать – можно, подрезать – нельзя!» Все захохотали, а инспектор растерялся и, глотнув воды, посмотрел на кляузника, ища у него поддержки. Но не тут-то было! Поднялся с места первый секретарь райкома партии Алпысбай Жакупов, бывший фронтовик, раненый, имеющий боевые награды, испытанный и закаленный в огне войны огромного телосложения человек, эдакий степной батыр-богатырь и начал расстегивать штаны. Все, весь районный актив и комиссия обкома, обомлели. «Подойди-ка сюда, товарищ правдоискатель-анонимщик, и снимай живо свои штаны, не то я сам сдеру их с тебя! И вы, товарищ инспектор, и вы, уважаемая комиссия, снимайте штаны и покажите всем, да и посмотрите сами хорошенько! А ну-ка, давайте, все разом!» Тут инспектор пришел в себя, и смягчив тон, начал успокаивать разбушевавшегося как бура – самец верблюда – ветерана войны, а кляузник от страха чуть не залез под стол. Немного успокоившись, первый секретарь снимать штаны не стал, но, держа руку на ширинке, продолжил в том же духе: «Ни для кого не секрет, что все казахи обрезаны, и это не мешает им хорошо работать на благо родины! Передайте привет руководителям области и республики, пусть сначала посмотрят на себя! Что, у коммунистической партии и советского правительства нет других проблем, кроме как бороться с обрезанием казахских ребятишек!? Наш народ вместе с братскими народами Советского Союза трудится на славу, собирает богатый урожай и умножает богатства страны! И не заглядывает никому в штаны! Так кому какое дело, если казахи обрезают своих детей!?»

Вот так, не побоявшись немилости высших инстанций, дал отпор этот грубоватый, громадный мужик нелепым обвинениям. Комиссия уехала ни с чем, да, наверное, им стало как-то не по себе, а там, наверху, тоже нашлись разумные люди, и история с обрезанием казахских ребятишек так и осталась без последствий. Народ смеялся над идиотизмом партийно-советских идеологов, жил и работал, растил и обрезал своих детей.

А первый секретарь Алпысбай Жакупов, около двадцати лет руководивший районом, стал легендой!

…В то время подверглась гонению домбра! Этот древнейший двухструнный музыкальный инструмент, спутник казаха на протяжении многих веков и в радости и в печали, вдруг оказался неугодным советской власти. Ее неофициально окрестили пережитком прошлого и дали понять, что пропаганда народной музыки нежелательна. И все, домбра сначала ушла в тень, а затем постепенно исчезла. Представляете, на родине величайшего народного певца, композитора Биржан-сала, в городе, где покоится его прах, школьники в середине шестидесятых годов днем с огнем не могли сыскать настоящую домбру! Да и в школах уже не особо приветствовалась игра кюев – степных симфоний на домбре и пение народных песен в ее сопровождении.