Сказаниада

Мимо проезжал воевода, и в ритмичное командирское «Ать-два» вклинивалось распоряжение:

– Ать-два, ать-два. Речевку про воеводу-батяню запе-вай!

Сотни глоток грянули одновременно, сопровождая каждый чеканный шаг громовым выкриком:

– Ве-ди нас, бать! К по-бе-де, бать! Их – тьма, нас – рать! Е-дрить их мать! Враг – рвать! Друг – звать! Глядь – драть! Грош – трать! Квас – пить! Тать – бить! Их мать е-дрить!

Благостное для самомнения зрелище радовало воеводу, но что-то отвлекло внимание, он резко обернулся на осажденный город. Строй мгновенно сломался, все тоже обратили взоры на стену. Поднятое над главной башней полотнище сообщило, что двоянцы хотят переговоров.

Над шатром командующего взвился знак согласия. Солдат отправили в пустовавшие кварталы бедноты – жители оттуда бежали в город, а жечь лачуги воевода запретил под страхом смерти: «Они нам еще пригодятся».

Со скрежетом, распугавшим прибрежных чаек, ворота города приоткрылись. В тот же миг у шатра командующего откинулся полог. Для переговоров с каждой стороны выехало по два человека.

Куприяна узнали по короне, его сопровождал широкоплечий воин в дорогом доспехе. Не иначе как Виктор, старший сын и наследник.

Разговаривать с врагом отправился сам Кощей. Едва он вышел из шатра, раздался дружный многотысячный рев. Личное прибытие Кощея заранее настраивало на победу. Тот, кто в ладах с богами, проиграть не может. Одно его бессмертие чего стоило.

Даниле о бессмертии даже мечтать бессмысленно, на такое подношение даже богачи не могли собрать нужное количество денег. Наверное, Кощею однажды повезло. Или он обманул богов. Или в его договор с богами затесалась какая-то пакость, о которой не говорят – вроде как с тем героем из легенды, что стал неуязвимым, когда его опустили в чан с колдовским раствором. Держали за пятку. Через пятку смерть до него и добралась. Потому что нет в мире справедливости. Как от судьбы не убегай, она все равно настигнет, хоть через пятку, хоть через любое другое, нередко еще более неприятное место.

На войну Кощей прибыл на трех одинаковых кораблях, чтобы никто не мог понять, на каком из них он находится. Боялся покушений? Странно. Он же бессмертный. Вот и подтверждение, что с бессмертием не все так просто, как пытаются представить власти.

Вместе с Кощеем на переговоры отправился новый гридневый голова – Доремир, правая рука и личный телохранитель дракона.

Через полчаса поговорившие стороны разъехались, вернувшийся Кощей поведал об итогах воеводе и командирам, а те пересказали солдатам. В целом выходило следующее: Куприян сожалеет о случившемся, он понимает, какую обиду нанес соседям, и готов искупить всеми возможными способами. К сожалению, Елена Прекрасная, причина раздора, в указанные способы не входила. «Каждый отец мечтает о счастье сына, – со слов солдат, ответил Куприян. – Борис обрел свое счастье, я не имею права ему мешать. Разумные люди и добрые соседи, которые не раз воевали плечом к плечу, должны понимать друг друга». Разумный добрый сосед Кощей в ответ сказал, что все понимает, и вновь потребовал Елену.

Куприян не отдавал не потому, что не хотел. На самом деле он очень хотел, война не нужна никому. Но двойский дракон не мог отдать то, чего у него нет: Елена была в руках Бориса, а тот грозился ее убить. И как ни убеждали его, что если Двоя падет, он все равно останется ни с чем, Борис слов не понимал – у влюбленных разум не работает. В результате два государства не смогли уладить дело миром. Компенсацию за Елену Кощей не принял, посчитал оскорблением. Короче, не договорились.

Командование посовещалось, было принято какое-то решение, по расположениям частей побежали гонцы с приказами. Вскоре выяснилось, что почти всех солдат отправили за дровами. Фруктовые деревья велели не трогать и простой народ не обижать – обычные нормы войны между соседями. Только не учли, что солдаты в батраки не нанимались, они пришли рисковать жизнью за добычу. В садах добычей не пахло, и Данила вместе со всеми рубил все подряд, вплоть до кустиков. Засчитывалось количество ходок, и кто, согласно распоряжениям человеколюбивого начальства, уходил дальше, работал больше.

Другие подразделения сносили дома бедноты. Разбирали и ломали все строения, кроме тех, что стояли ближе к стене, их не тронули – насчет них у начальства имелся какой-то план.

Чурила Пленкович так и держался поблизости от Данилы. То ли родственную душу увидел, то ли от безысходности. А еще бывает, что человеку надо выговориться, тогда сгодится любой, кто согласен слушать. А если еще кивать периодически и сочувственно губы при этом выпячивать, лучшим другом станешь.

Писаный красавец, явный щеголь и волокита, в армию Чурила Пленкович попал тоже не от хорошей жизни. В отношении «выговориться» Данила оказался прав, за работой Чурила в подробностях поведал о печальных событиях, что вынули его из кущ дворцовой жизни и отправили на возможную смерть.