Сказаниада

Болело все. Похоже, перед тем как кинуть в застенок, потерявшего сознание «предателя» долго били ногами. Викингов можно понять. Грабеж и насилие – их мир, другого не знают. Гуманная война? Права человека? О чем это вообще? Если объяснить – посмеются над фантазером. Здесь понятия добра и зла просты: убить врага и все забрать – хорошо, что-то забирают у тебя или пытаются убить – плохо. Все логично до безобразия. Совесть? Нравственность? Мораль? А что это? Они помогают в выживании и обогащении? Нет? Тогда зачем этот хлам серьезному человеку?

Георгий видел мир иначе. Поэтому он не пиршествовал снаружи, а ждал смерти внутри. Выходит, сознание определяет бытие, а не наоборот. Карл Маркс неправ.

Каждому свое. Вся жизнь состоит из выборов, больших или маленьких. Собственно, жизнь – это выборы и больше ничто. Вспоминая умершего, разве говорят о количестве прожитых лет или нажитом добре? Говорят о сделанных им выборах. Наши дела – результат нашего выбора, это просто и логично, как мораль викингов. В памяти остаются только дела. Значит, они и есть высшая ценность. Длину жизни и количество добра человека определяют окружающие по его поступкам, и долгожителями, как ни странно, оказываются совсем не те, кто просто жил долго.

Веревки лопнули. Кровь хлынула в вены, тело дернулось в конвульсиях, а стиснутые зубы едва не треснули. Это не боль, это нечто выше. Проще умереть.

Умирать нельзя. Бороться нужно до последнего, до самой смерти. И еще немного сверх того.

Георгий стал кусать набухшие ладони. Сознание раскалывалось и проваливалось в созданные собой пропасти. Он приходил в себя и продолжал, сплевывая кровь.

Руки ожили.

Едва не покрошив зубы, он выдрал из бревна длинную щепку.

Теперь копать. Бить в твердую землю и рыхлить. Выгребать. Снова бить и рыхлить.

Ночь не имела конца. После многих часов (дней? минут? лет?) ударов и выгребаний, когда тело протиснулось в образовавшийся подкоп, снаружи все еще было темно.

Шуршание высокой травы показалось грохотом. Стук сердца – молотом кузнеца. Георгий совладал с дыханием и пополз.

Грязь. Трава. Поперечная утоптанная тропа. Снова грязь и опять трава. Лес!

За деревьями можно двигаться на четвереньках. Можно и стоя, но нет сил. Мир шатался и время от времени бил в лицо. Георгий падал, иногда скатывался в ямы, терял сознание, приходил в себя и вновь заставлял себя двигаться вперед.

Комары. Боже, как он возлюбил комаров! Направление – как можно дальше от моря. На море нет комаров. Комары – символ жизни.

Скрип телеги. Голоса. Знакомые слова.

Не викинги.

– Помоги-и-ите-е!

Крик остался внутри, из горла вырвался хрип.

Георгий снова пополз.

Туман. В глазах. Потому что позже снова трава – четкая, зеленая. Горизонтально. И земля стоит рядом. Так не бывает. Значит, Георгий отключился и завалился на бок.

Ползти.

Фыркнула лошадь. Где-то поблизости дорога. Люди. Родная речь. Бегут от викингов или прибыло войско? В какой стороне море?..

***

– Ну ты и грязен, братец. Сначала за лешего принял.

Ноющее тело покачивалось в телеге. Георгий открыл глаза. Бородатый возница улыбался.

– Из города бежал?

– Из плена.

– Это хорошо. А я думал, что с поля боя. Не обессудь, доставлю к нашим, они разберутся.

Георгий обнаружил, что снова связан, теперь по рукам и ногам. После побега на нем были только штаны и рваная стеганка, которую надевают под латы. Одежда выдала в нем воина.

– Меня в начале боя у ворот чем-то по голове тюкнули, – объяснил Георгий. – Бросили в застенок. Оружие и доспехи остались там. Что стало с Гевалом?

Чувствовалось, что крестьянин сомневается, выдавать ли информацию человеку, который может оказаться предателем или врагом.

– Варяги сожгли подчистую, – нехотя сообщил он.

– Дальше они прошли?

– Нет, послали гонца и ждут у моря Кощеева ответа. А пока ждут – грабят побережье.

– Спасибо.

Отвернувшийся возница промолчал. Ах да, здесь так не говорят, «спасибо» – пожелание, чтобы спас Бог. В краю множества богов просто благодарят.

Укатанная дорога позволяла телеге двигаться быстро, скрип колеса размеренно нарушал лесную тишину.

– Сам-то кто и откуда будешь? – через некоторое время поинтересовался крестьянин.

– Егорий, с чертовых болот. Иногда Храбрым называют, хотя не понимаю за что.

– Так это же ты поднял тревогу! Милый, родной, да только ж благодаря тебе моя дочь сбежала! – Голос крестьянина задрожал, как бывает, когда наворачиваются слезы. – После твоего крика все, кто мог, за оружие схватились. Ворота не отстояли, они уже полыхали. Бились за каждый дом, прикрывали отход женщин и детей. Я, как назло, в поле был и, когда дым поднялся, успел только отходящим помочь. Там мне и рассказали, что и как было. Только благодаря тебе, родной ты наш, полгорода ушло, иначе бы все полегли!

– Я даже сделать ничего толком не успел…

Изображение в глазах поехало, сознание рухнуло в темноту.

***

– Егорий! Слышишь меня?

Он разлепил веки.

Белокаменные своды. Люди. Краски. Суета.