— Мир тебе, светлый князь Кир из Истьлена, — приветствовал его всадник на враном скакуне, держащийся посередине группы, — сотник Кочебор я. Не гневайся, что челом не бью, но знать хочу — с миром али войной ты к нам пожаловал?
— И тебе здравствовать, воин земли выхритской, сотник Кочебор, — Кир не склонил головы, придерживая Воронка, почуявшего запах чужих коней, — не с войной, но с желаньем перебраться по ту сторону Косына идём. Дозволит ли светлый князь Миронег Выхритский пропустить меня и дружину мою? Дозволит ли ладьями да плотами воспользоваться?
— Испокон веков Выхрит переправой служил, — сотник кивнул, поглаживая кустистую бороду. Куполообразные шлема блестели от росы и колодезной воды от недавнего умывания, — и ныне послужит. Коли мира нам желаешь, так и мы добром ответим, — он сделал отмашку в сторону стен, и стоящие в башнях и на пряслах (2) самострельщики опустили оружие, — полно, светлый княже, буди гостем дорогим!
Дружина вновь двинулась, но на этот раз куда спокойней. Вновь послышались оживлённые разговоры, бряцанье посуды и весёлая песнь. Храпевший доселе юродивый скатился в дорожную пыль и с радостным гиканьем начал дразнить юнцов, огрызающихся беззлобными шутками. Марибор окончательно успокоился и снял шлем, звеня его бармицей и одновременно браня Репья за попытку увязаться за кобылой Лазори. Девчушка не шелохнулась, строго посмотрев на ворчащего детину, но ничего не сказала, гордо задрав носик.
— А что, Кочебор? — отряд из Выхрита присоединился к ним, сопровождая до стен. — Не мало ль молодцев князь на стену выставил? — один лишь вид Белояра заставил городских коней испуганно всхрапнуть. — Али все они богатыри, что сотню в одиночку могут сдюжить?
— Кого там — юнцы безусые-безбородые, — сердито заворчал сотник, похлопав коня по крутой шее, — токо копьё в руках держать научилися, а всё туда ж.
— Где ж другое воинство? — на этот раз Кир действительно удивился. — Как может статься, что Гордей да и сам Миронег оставили град без защиты?
— Да весть пришла, что колозья по нашим границам рыщут, — Кочебор недобро покосился в сторону степных гладей и тёмной полоски леса вдали, — вот княжич и направился им сечу дать, дабы неповадно было землю сарсовскую топтать!
Кир едва не выпустил из рук поводья. Даже Белояр, на что невозмутимый и спокойный человек, побледнел, медленно повернувшись к нему. Со звоном слетел на землю шлем Марибора, упущенный из рук растерявшегося детины.
— Вот же олух Царя Небесного! — перекрестился великан, достав из-за пазухи крест и поцеловав его. — И как же давно княжич выступил?
— Да почитай как получил весть, так собрал дружину и — фьють! — их реакция озадачила сотника Выхрита. — А то что ж ему, пустомеле, родимый кром опостылел, сечи ему подавай. Всех холопов извёл, Ирод!
— И не ведал юнец, что смерти навстречу ускакал, — негромко сказал Кир, но его слова зазвучали в нависшем молчании словно гром, — немедля надобно Мирославу объявить, чтоб городские ворота закрывал да людей на ладьи прилаживал. Бо три десять туменов идут на нас.
— От ож собаки степные, — охнул Кочебор, — энто чтож, никак Орда новая собирается?
— Не ведаю, — он заметил вдали, у самого горизонта одинокую фигурку всадника, мчащегося во весь опор в сторону города, — но свора великая, даж хором не устоим. Лазоря, — окликнул он девчушку, — ну-к глянь, у тебя глаз вострый, что у соколицы: кто там скачет?
Та зарделась, польщённая его словами, но живо приложила руку ко лбу, всматриваясь вдаль. Жёсткие, даже несколько угловатые черты её лица вытянулись ещё больше от напряжения.
— Сарсич, светлый княже, — промолвила она, застенчиво посмотрев на медальоны на груди Кира, — со щитом, стрелами пронзённым, а на щите-то заяц с крылами.
— Из гордеевой дружины, — убеждённо воскликнул Марибор, немного выехав вперёд и также вглядываясь в сторону степей, — но коли он один, что ветер в поле, сталбыть, беда приключилась… Не было печали — так бесы накликали! Эх!..
***
Городская дорога мало чем отличалась от окраинной. Твёрдая и сухая земля, расчерченная следами колёс и копыт, в дождливые дни превращалась в сплошное месиво грязи и воды. Из сторожек дозорных доносился запах сыра и свежего хлеба — время раннего завтрака. Дружинники Кира, также почувствовавшие голод, торопливо заходили за тяжёлые дубовые ворота, осматривая узорчатые крыши изб и прочих зданий. Расписные охлупни (3) изб извивались зелёными узорами, охватывающих резные заячьи головы. Сидящая на стамике (4) ворона хрипло каркнула проезжающим по дороге «Рысям», расправив крылья и устремившись в сторону леса. Выхрит проснулся с первыми лучами солнца, наполняясь гомоном, скрипом узорчатых ставен и мычанием выгоняемой на водопой скотине. Пахло молоком, парной кашей и выпечкой.