Сказание о Доме Вольфингов

– Вы слыхали, что Дейлингов назначили помочь Тиодольфу вогнать копье племени нашего в самое сердце Римской рати. И пошли они… только через шесть часов является от Тиодольфа гонец к Оттеру – просить, чтобы тот послал вперед побольше родовичей, ибо дошла до него весть, что Римляне в силе тяжкой приближаются к лесу, но внутрь не вступают, и что придется встречаться с ними в чистом поле. Тогда родовичи потянули жребий и первый выпал на Илкингов, род сильный – как вам известно – после же на Хартингов, Бимингов, Эльфтингов, Валлингов – обильных числом – и Голтингов – не менее многочисленных – всякому в свой черед. Последними вышло идти Лаксингам, и Озелинги вызвались присоединиться к Илкингам, что Оттер почел добрым знаком – ибо среди них много стрелков. И все они, числом тысячу или более, вошли в лес, и я с ними – потому что и был тем вестником. Не стали мы медлить в чаще, но и не проявляли спешки, доверяя Тиодольфу, хранившему лес. Были среди нас люди, хорошо знавшие тропу – как и сам я; и посему скоро вышли мы на открытое поле. Почти сразу мы наткнулись на наших, и Походный Князь лежал на траве у подножья невысокой горки, далее поднимавшейся над нами обрывом, уводящим к высокому гребню, на котором мы поставили стражу; в долине тек ручеек. Когда мы явились туда, уже начиналась ночь, и мы немного поспали, однако же утра дожидаться не стали, и вышли (потому что коней у нас не было) еще до того как луна сделалась белой. Мы начали путь в добром порядке, и поскольку знамена остались в Бурге, каждый род поднял над собой щит в качестве походного штандарта. Несколько быстрых ходоков вместе с Лисом, видевшим походный стан Римлян, отправились вперед, чтобы разведать пути наших врагов. Через два часа после восхода явился один из сего дозора и сказал, что только что видел Римлян, и сейчас они трапезничают, не ожидая врага, менее чем в миле отсюда. Однако сказал он: «Враги остановились на высоком гребне, откуда далеко видно вокруг, и не боятся внезапного нападения, потому что находятся на открытом месте, где нет никакого укрытия; лишь в долинах кое-где видно несколько орешин или терновых деревьев да растут тростники возле ручейков, на верховых болотцах, где укроется разве что кулик или заяц, но никак уж не человек. Кроме того, подняться на этот гребень можно лишь по узкому отрогу, гладкому, словно моя ладонь, так что всякого поднимающегося непременно заметят». Так говорил он. Однако Тиодольф велел лазутчику без промедления вести нас к той тропке, а стоявший поблизости старый Хериульф весело рассмеялся и молвил: «Да, веди нас вперед, а то день идет, а мы еще ничего не совершили – только куликов попугали». И мы отправились дальше, и под упомянутым отрогом внизу обнаружили Лиса, который держал в руке стрелу, прилетевшую от врага, и лицо его дергалось: с трудом одолевая смех, он часто дышал. Без промедления Лис указал нам вверх, и на склоне ближе к низу отрога мы заметили стальной шлем и три наконечника копий, белевших в небольшой выемке в краю его, однако лощина скрывала людей, и мы поняли, что Лиса пытались поймать, и Римляне теперь внимательны и настороже. Но Князь не стал медлить и повел нас вверх, так что ничто не отделяло нас от свода небес. Поглядев на северо-восток, мы заметили Римлян, мудрым образом расположившихся на гребне – не так уж далеко от того места, где он обрывался на север; но к югу, так сказать, по левую руку от нас, земля неторопливо спускалась, забирая к востоку, после чего обрывалась, образуя новую длинную долину. Глянув на север, мы увидели невдалеке от себя край Сумеречного Леса и оттого приободрились, потому что, прежде чем оставить место ночлега, Тиодольф послал к Оттеру еще одного вестника, прося у него подкрепления на случай неудачи в битве; ибо говорили ему лазутчики, что Римлян много. Теперь же, увидев построение врагов, оценив всю мудрость его, Князь отправил троих быстроногих гонцов на высокую горку, которую мы миновали по пути, чтобы заметили они, когда люди наши выйдут из леса и, подав сигнал рогом, направились прямо в битву. Итак, мы остановились, чтобы передохнуть и поправить оружие – наверное, в половине фарлонга от вражьего войска. Пришельцы не стали окапываться, потому что наверху нет воды, и не намеревались они долго задерживаться здесь, но тем не менее огородились острыми кольями, и стояли теперь в строгом порядке, словно дожидаясь натиска; увидев нас, они и не шелохнулись, потому что отряд стрелков уже присоединился к ним. Если ставить воина против воина, их было поболее; однако кольчужных пешцев с тяжелыми копьями среди них насчитывалось много меньше, чем среди нас. Тут мы уже собрались напасть на врага прежде, чем он сам набросится на нас, а потому все, у кого было стрелковое оружие, вышли в первые ряды; прочих же возглавлял Хериульф вместе с вождями Бимингов и Илкингов, однако, по своему обычаю, Тиодольф держался позади, в большом полку, и почти все Вольфинги были вокруг него. Так мы выстроились и стали ожидать: что же предпримут чужаки; наконец пропела труба и от каждого фланга их панцирной пехоты повалила толпа лучников и пращников, с ними и отряд конников; враги приблизились к нам на полет стрелы свободным для стрельбы строем, но не опрометчиво – и взялись за дело; конные же держались пока позади. О стрелках их говорить нечего: Римские лучники сами быстро попадали, пронзенные нашими древками… куда опаснее были пращники, ранившие и убившие многих – и даже в главном полку; они раскручивали круглые медные шарики, а не камни, целились быстро и верно, и были настолько ловки и легки, и так умело прятались, вскакивали и перебегали, не замирая на одном месте, что сразить их было не легче, чем кролика, скачущего в невысоких папоротниках. Однако, перетерпев начало этого града, мы, не отступив ни на палец, начали отвечать им выстрелом на выстрел; тогда снова между врагов пропела труба, пращники обмотали свое оружие вокруг головы, лучники опустили луки, ратники ринулись на нас – с мечами, короткими копьями и оперенными дротами – со всем усердием пытаясь обойти с фланга. Всадники же пришпорили коней и ударили спереди на наш полк, как подобает доблестным и мужественным воителям. Хериульф со своими людьми заметил это и с боевым кличем бросился им навстречу с мечами и топорами – в отчаянном и опрометчивом натиске. Лучники и пращники Римлян не стали дожидаться, и чтобы не попасть под наши мечи, бросились во все стороны врассыпную; однако пращники далеко отступать не стали и вновь взялись за любимое оружие и многих убили. Тогда протрубил горн Волохов, должно быть, отзывавший назад всадников; те же или не слышали, или же не стали обращать внимания, но лишь крепче наехали на родовичей, как подобает доблестным воинам, не страшащимся смерти. Кстати будет сказать, что и коней Римлян нельзя было назвать высокими и добрыми, и мужей, пригодными к этой работе, если забыть о ратной стойкости их: даже копья Волохов оказались коротковаты, а щиты неудобны. Теперь узнайте, что Готы отступили, завлекая врага в ловушку, после же снова сомкнули ряды, топорами и лезвиями мечей посекая противника, словно древесные стволы, и Хериульф башней высился над полем брани, и сталь, Волчья Сестра, сверкала над его головой. Однако гроза отгремела быстро, и мы увидели, как Готы потрясают копьями над трупами убитых, а кони, отдавшись собственной воле, убегают по обращенному к западу склону; редко на каком из них можно было заметить всадника, тем не менее некоторые из них, раненые с виду, направляли скакунов галопом к рядам Римлян. И тут неудача постигла детей Тюра, что были возле Хериульфа, потому что на сей раз они оказались в пределах досягаемости копий могучей Римской пехоты, на флангах которой оказались пращники и лучники, немедленно взявшиеся за свое дело. Наших же стрелков, при всей их стойкости и меткости, было чересчур мало; к тому же иные из них побросали луки, чтобы присоединиться к натиску Хериульфа. Уже сам склон был против нас, ибо он поднимался к рядам Римлян поначалу полого, а потом покруче – так, что невыносливый мог запыхаться. Мы, люди других родов, которых Тиодольф выстроил клином, были уже готовы к наступлению, и если бы Хериульф чуть подождал, все вышло бы хорошо и даже еще лучше. Однако же они ждать не стали, но с победным кличем бросились на Римскую рать. Те же, как уже было сказано, врыли в землю перед собой направленные вперед острые колья, на которые мы обратили внимание слишком поздно, возле кольев, на некотором расстоянии друг от друга, ожидали воины, приготовившиеся бросать копья, и стояли они в три ряда, чтобы сразу метнуть много дротов и чтобы заменить соратника, павшего в одной из шеренг. Так буря брани налетела на наш народ; свиреп и быстр был натиск Римлян, и многие из нас погибли или же получили раны прежде, чем успели добраться до того частокола. Тут уцелевшие увидели перед собой саму смерть и не устрашились ее, но прорвались за колья и набросились на доблестных мужей Римских. Коротка дальнейшая повесть. Там, где Гот подымал меч или копье, ему отвечали трое; Тоти из рода Бимингов, раненый там, выползший с поля брани и живущий ныне, сказал, что на Хериульфа поначалу набросилось шестеро, а потом врагов стало еще больше; он же, не помышляя о защите, воздев Волчью сталь, рубил вокруг, как лесоруб в чаще, когда ночь близка, а голод совсем рядом. Так пал Хериульф Старый, а с ним многие из мужей Лося и Древа, поредели и ряды Римлян. Однако, минуя раненых и убитых, наш клин неторопливо продвигался вперед, надежно прикрывшись от древков и свинцовых пулек с обоих сторон; увидев наш боевой строй во главе с Тиодольфом, сжимавшим в деснице Ратный Плуг, Римляне не стали преследовать наших, отступавших ранеными или невредимыми. Мы приняли их в свои ряды и, забрав всех, чуточку отступили, угрожая врагу, чтобы копья более не долетали до нас – в отличие от стрел и пулек. Этим и окончился натиск Хериульфа.