Сказание о флотоводце

— Наше дело морское, а они на сухопутье — я так полагал, ваше превосходительство, а на сухопутье армия воюет, не мы, — пробовал объяснить свою оплошность, понимая, что провинился не только перед адмиралом, но и перед теми людьми. И в чем-то Павел Степанович гораздо проще и отзывчивее, чем он, унтер, оказавшийся не по чипу важным. Сказать же, что он хотел уберечь Павла Степановича от излишних забот, унтер не смел.

— Ну что же, старинушка, теперь делать? — смягчился адмирал, заметив его смущение. — Будет нужно — те люди сами нас найдут. Иди отдыхай.

Но унтеру уже было не до сна. Пройдя в кубрик и раздевшись, он долго лежал, раздумывая о встреченных им в Синопе и о том, чем, собственно, полюбились эти люди адмиралу? Кому не известно, что сербы и болгары всегда русским помогут, только крикни клич? Или на сухопутье воевать собрался Павел Степанович? Или до всего ему дело?

Не выспавшись, унтер отправился отвести душу к старикам матросам, с которыми дружил на корабле, и порасспросить их о сражении. Пушкаря Федора Черепанова, земляка своего, он застал за починкой порванной в бою шинели. Черепанов сидел на койке возле иллюминатора, занятый штопкой дыр, и было видно, что после всего пережитого вчера работа эта успокаивает его и настраивает к раздумью. Он что-то напевал вполголоса, и в крепкой ладной фигуре его столько было уверенности в том, что все идет как следует, что унтер невольно почувствовал какое-то естественное преимущество Черепанова над собой. Они заговорили о вчерашнем. Пушкарь поведал о себе, заметив не без удальства: «Может, видел в Синопе, как мои ядра летели»? Кормовые флаги адмирал велел прибить гвоздиками, чтобы перебитый фалик не означал, будто флаг спущен. Пушкарь, упомянув об этом, хотел сказать: «Смерти не боялись, на смерть шли». Смеясь сообщил он о том, кик командир «Трех святителей» дал сигнал Павлу Степановичу: «Не могу идти», — больше остальных пострадал корабль, — и как ответил адмирал: «Возвращайтесь в Синоп». А сейчас ползет корабль в кильватере и небось сигнала своего стыдится!

— Вот бы за тобой и пришел в Синоп! — потешался Черепанов.

Поведал он унтеру и о другом: как обманул Павел Степанович турок в бою. Известно ведь, что при отдаче якорей матросы влезают на мачты, чтобы убрать паруса, иначе не осилишь дрейф корабля. Турки, ожидая этой минуты, готовились бить по парусам и пушки свои зарядили книпелями, да просчитались. Павел Степанович приказал лишь подобрать паруса, действуя с палубы, а дрейф и скорость корабля сдержать якорными канатами. Трудно было, но справились!

Однако было в его рассказе и много затаенного, невысказанного горя. Погорельский, зная пушкаря по деревне, каким тот был на барщине и дома, чувствовал в отрывистых, сдержанных словах его о погибших всю тяжесть и невосполнимость потерь.

— Отмучился Иван Ерофеев, — сказал в разговоре пушкарь. — Такого плотника, почитай, во всей нашей деревне не найти.

И Погорельский вспомнил заслуженного земляка своего, выстроившего помещику дом на диво всей губернии.

— А кузнец Никита Корягин? Разве ж такие кузнецы еще где есть? продолжал матрос.

— И он пропал? — глухо спросил унтер.

— Скончался от ран поутру! — важно, оставив работу, промолвил пушкарь.

И тут же сказал назидательно, открывая самые свои сокровенные мысли:

— Думаешь, Василий Тимофеич, против турка матросы с «Силистрии» или с «Трех святителей» дерутся? Нет, ихними руками с турком вся наша деревня воюет, а в деревне нашей, известно тебе, издавна крестьян в матросы берут. Потому и отец мой с Лазаревым Михаилом Петровичем к южному материку ходил. Коль России с Турцией, Англией да Францией воевать придется, я считаю, кто первым воином будет: тот, кто и труде силен. У французов, толкуют, зулусы, у англичан всякие прощелыги но найму против наших кузнецов да корабельщиков. Конечно, не обученных делу дворовых на крестьян и у нас много, но, чтобы строить редуты, не только землекопы, но и отменные мастера нужны…

— Али к войне готовишься? — строго спросил, оборвав его, унтер. — Офицеры что толкуют? Не простят нам турки и союзники Синопа.

— Не простят, Тимофеич, петля за собой петлю тянет. Думаешь, что пришли мы, пожгли турка — и поминай как звали? Павел Степанович офицерам своим не знаем, что говорит, но, по всему судя, вчерашний бой только за начало боев считает.

Так разговаривая, они вновь возвращались к вчерашнему. Значительность всего совершившегося переполняла унтера раскаянием: «Эх, не сумел я людям поведать правды. Черепанова бы туда, а мне на его место. И впрямь, видно, больших событий не миновать. Того и они ждут в Синопе — сербы, болгары, греки».

В это же утро Нахимов, говоря с офицерами о замеченных им ошибках в маневрировании кораблей, сказал: