И всё-таки владетель Симоцукэ намерен был начать выполнение своего замысла. Человек сорок-пятьдесят пехотинцев спереди и сзади, слева и справа были окружены лошадиными мордами.
— Масакиё, сначала уступим, и тогда сможем увидеть необычную фигуру, — говорили между собой человек тридцать всадников, которые совсем уже приблизились к воротам. Один из них прокричал:
— Кому велено оборонять эти ворота? Говорит сын кормилицы нынешнего главного военачальника, законный наследник чиновника из поместья Камада по имени Масамунэ, Камада-но Дзиро; чтобы лицезреть Вашу личность, я добился повеления господина владетеля провинции выступить впереди и победить!
Тамэтомо сказал ему в ответ:
— Слова типа с немощными руками. Ступай-ка ты вассалом в мой дом! Ворота защищаю я, Тамэтомо. Хоть мы и стали врагами когда-то, придётся тебе в схватке с твоим наследственным хозяином пустить в него стрелу. Когда тебя позовут пред лицо господина владетеля провинции Симоцукэ, ты должен будешь передать ему этот ответ. Тамэтомо тебе не противник. А теперь ступай назад.
Камада отвечал насмешливо:
— Действительно, тот, кто был наследственным хозяином, и теперь не стал виновен в восьми преступлениях[284]. Монарший рескрипт не замедлит воспоследовать. Эту стрелу пускает не Масакиё, это стрела, которую благоугодно выпустить великому бодхисаттве Хатиману! — и вместе с этими словами выстрелил.
Тамэтомо, не глядя на Комати, выстрелил в обращёное к нему левой стороной лицо соперника и без промаха попал ему в шейную пластину, прикрепленную к шлему. Сверх меры раздражённый, Тамэтомо не произвёл ответного выстрела, а вырвал и отбросил стрелу, прижал к своему боку лук и произнёс:
— Эй ты, Камада! Тебе не убежать от меня. Смотри, не перестарайся! Замков со стрелками восемь. Пошёл, пошёл! — он поднял правую руку, подзывая сподвижников, и погнал его прочь.
Потом воскликнул, обернувшись к Камада, когда тот побежал, пустив в ход и хлыст, и стремена:
— Куда ты побежал?! Не перестарайся, и ничего не забудь. Поймаю, откручу голову, разрублю на восемь частей и выброшу!
Хотя силы Камада и превосходили силы противника, он переоценил угрозу, решив про себя, что настал его последний час, а потому налёг на переднюю луку седла и, насколько хватило дыхания у коня, помчался на юг, к восточному берегу реки[285], нахлёстывая коня плёткой. Двадцать восемь всадников Тамэтомо и тридцать всадников Камада — беглецы и их погоня, — нахлёстывая коней, скакали так, словно ломали ноги у коней и рушили восемь больших гор[286]. Могучий голос Тамэтомо опять загремел подобно грому.
Он преследовал беглеца на протяжении трёх кварталов[287], но это расстояние только увеличивалось, поэтому Тамэтомо повернул назад со словами:
— Закалены-то мы закалены, это так. Только вряд ли этим всё ограничится. Господин судья[288] стар и о сражениях помышлять не изволит. Его вельможный старший брат, хоть и много о нём говорят, не настолько быстр. Долго преследуя соперников, мы удалимся от господина судьи, и это плохо — такое у меня есть сомнение.
Камада должен был вдоль речной долины бежать на запад, однако, считая, что нельзя господина Хатиро приводить вслед за собой в пределы лагеря господина Симоцукэ, он побежал в другую сторону. И противники его, и сторонники одинаково сочли его человеком сообразительным.
Камада убегал, спасая свою полную превратностей жизнь. Он пересёк Кёгоку[289] с юга на север, потом свернул, и прискакав к особняку Симоцукэ, вымолвил, тяжело дыша:
— Масакиё часто принимал участие в тяжёлых сражениях, но глазам его не доводилось встречаться со сражением, настолько заполненным топотом конских ног. Взять хотя бы этого коня: он издавна превосходит всех других, так что возникает одно только желание — скакать на нём. Масакиё выпустил стрелу в Хатиро Ондзоси, от избытка гордыни тот не соблаговолил послать ответную стрелу, а прокричав, что схватит меня голыми руками, разрубит и выбросит, что открутит и выкинет мою голову, он велел догонять нас. У меня было такое чувство, будто мне на шлем упали сверху громы небесные, — и в глазах потемнело, и душа напрочь исчезла, и сам я готов был упасть с коня, однако же судьба моя крепка и она помогла мне. Сил у меня ещё так много! — выпалил он и отдышался.
Владетель провинции Симоцукэ процедил сквозь зубы, за поводок придерживая коня:
— Полагаю, что Масакиё при мысли о Хатиро перетрусил. Что же касается Хатиро, то он нанесёт удар по Ёситомо. Насколько у него получится этот удар?! — и добавил: Начнём с того, что сегодня одиннадцатое число; теперь — час Тигра[290]. Значит, восток — направление неблагоприятное. Кроме того, стрелять из лука, обратясь в сторону солнца, неудобно. Направление удара нужно несколько изменить! — потом, проехав на юг по улице Кёгоку, достиг Сандзё, пересёк долину реки и сначала стал обозревать северный лагерь государя с севера, а потом, поднявшись на восточную плотину, повернулся к северу лицом.
Спустя совсем немного времени, он спросил: