- Владыка, красно солнышко! Помилуй! - вдруг зарыдал поп отчаянно и фальшиво. - Чему нас мудрые старицы учили? «С мирским, как с псом поганым, не ешь, не дружись, не бранись».
- Пшел, притвора! - замахнулся на попа Густомысл. - Не рони слезу напрасно, не верим. Васька Мирской кто был? Не скоблено рыло? И жил у тебя года, почитай, три. Веди!..
…Когда мирские с попом вышли из Детинца, они увидели ждавшего их Будимира Повалу. Он пошел вместе с ними и долго молчал, поглядывая на мирских. Потом сказал, улыбаясь светло:
- Шибко ноне новина старину гонит. Умные речи, смелые думы в народе ходят. Вон как Кудреванко-то сказал: жди нового Василия Мирского!
- Долга, брат, песня, - нахмурился капитан и, косясь на шедшего впереди попа, спросил тихо: - Где живешь-то?
- В Кузнецком посаде. Спроси старосту Будимира Повалу, всяк покажет. А как твое-то имя? Как в поминанье записать, коли молиться за твое здоровье вздумаю?
- Степаном меня зовут.
- Хорошее имечко! - Будимир вдруг заволновался. - Погодн-ка! Уж не ты ли и будешь тот мирской, который нас на Русь выведет? По народной примете так должно быть: мирской нас из здешней кабалы выведет, - серьезно и с надеждой посмотрел кузнец на капитана.
Капитан поднял брови, но ничего не сказал, думая о чем-то. После долгого молчания спросил:
- А солевара Кудреванку можно будет повидать? Где они соль варят?
- Далеконько, на соленом озере. Слобода Усолье называется. Найдем и Кудреванку, не бойсь!
Кузнец неожиданно остановился и сказал тревожно, глядя на бегущего навстречу человека.
- Мишанька Безмен бежит, ученик мой. Что у вас стряслось, Миша? - не вытерпев, крикнул он.
Мишанька, молодой парень с проступающей тенью бородки, с сереньким пушком на верхней губе, будто пил он молоко и не вытер губы, заговорил, понизив голос до полушепота:
- Ничего у нас не стряслось, дядя Будимир. А меня кузнецы послали узнать, почему ты долго из Детинца не возвертаешься? Ежели бы посадник что недоброе с тобой сделал, мы бы всем посадом в Детинец грянули!
- Не тронул меня Густомысл. А на белое железо, Мишанька, кузнецам придется идти. Рано еще нам борзиться. Ну, погоди, посадник!.. - взмахнул Будимир клещами и повернулся к капитану: - Ты, Степан, худо о кузнецах не думай, хоть и покоримся мы на сей раз Детинцу. Кузнецы - народ крепкий, нас и зубилом не возьмешь! Однако прощайте, мы в посад пойдем.
Взгляды кузнеца и капитана встретились, и были они как крепкое рукопожатие. Будимир снял войлочный колпак, поклонился всем и свернул с Мишанькой в сторону.
Глава 4
ИСТОМА МИРСКОЙ
1
Изба попова была похожа на трухлявый гриб. Крыша прогнулась, как седло, и поросла рыжим мхом. На дворе ни сарая, ни хлева, ни погреба. Около крыльца валялись старая оглобля, два сломанных колеса и рассохшаяся бочка. И двора-то не было, ни забора, ни тына, ни плетня, а ворота стояли, и висело на верее только одно полотнище, и то боком, на одной петле. К избе можно было подойти с любой стороны, но Савва провел мирских через ворота.
- Тю! На Воронцовский дворец[15]
не похожа! - покачал головой мичман, глядя на избу.В горнице, просторной, но темной от бычьих пузырей в окнах, стены блестели от копоти, как лакированные. Жирная сажа свисала хлопьями с потолка. Было в горнице не только просторно, даже пусто: широкие лавки по стенам, непокрытый стол, раздолье для огромных черных тараканов, полка для посуды да икона в углу - вот и все имущество попа Саввы. Пахло квасом, кислым хлебом, холодным дымом и мышами. Ратных, войдя, потянул носом и засмеялся:
- Русью пахнет!
- Знамо, Русью: мы, чай, православные, - обиделся поп и дернул Сережу за рукав. - Шапку скинь, немоляка! Не к басурманам пришел, икону-то видишь? У меня и кочергу недолго заработать!
Оробевший Сережа сдернул свой летный шлем. Мичман сел на лавку, огляделся и покачал головой:
- А хозяйство у тебя, отец, не ахти. Бобылем живешь?
- Прибрал господь попадью, - закручинился поп. - Яко наг, яко благ! Всего именья - веник в углу да мышь под полом.
- Пьешь беспрестанно. Скоро и веник и мышь пропьешь! - сказал от дверей молодой строгий голос.
Все обернулись. В дверях стоял юноша, стройный, изящный в фигуре и в движениях. Волосы его, расчесанные на прямой пробор, белые, как чистый лен, и курчавившиеся на концах, падали до плеч. Одет он был в рубаху до колен из холста, на первых снегах отбеленного, такие же штаны и новенькие лапотки. Под холстиной проступали трогательно по-мальчишечьи острые локти и колени. Виктор узнал юношу, убегавшего от посадничьего крыльца под глумливые выкрики попа Саввы.
- Это внучонок мой, Истома, по прозвищу Мирской, - засуетился, залебезил вдруг поп.
- Ты, дед, пошто ржал жеребцом на посадничьем дворе? - закинув красивую юношескую голову, пошел Истома на попа. - Кто кричал мне вслед, старый грех? Про кота и дразнилку?
Поп опустил голову, пряча от внука глаза.