Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- Невместно владыке посаднику простым зраком на смердов глядеть, очи свои поганить, - сердито шепнул ему поп Савва.

Густомысл опустил бинокль, рыгнул, перекрестил рот и сказал:

- Начнем со Христом. Кто у нас сёдни? Из толпы вылетел Савва, упал на колени перед посадником и припал головой к земле. Волосы его, заплетенные в косичку, задрались собачьим хвостиком. По толпе прошел смешок.

- Вселюбезнейшему и паче живота телесного дражайшему владыке до матери сырой земли поклон! - затараторил молитвенно поп. - О твоем здравии слышать желаю, цвете прекрасный, пресветлое наше солнышко!

- Напился собачий сын и на богородицу плюнул. Дран за то кнутом, - сказал Остафий, сидевший на перилах крыльца. Он то и дело поглядывал на сад, где скрипели качели.

- То ли ты поп и летописатель наш ново-китежскии, то ли затычка кабацкая? Отыдь, пес смердящий! - пнул посадник попа галошей. - Я подумаю, какое на тебя наказание положить.

Савва на коленях попятился в толпу. Посадник снова поднес бинокль к глазам, повел им по двору, и, когда опустил, рачьи глаза его повеселели. Он увидел «подношения».

- Жирен, ох жирен кабан! Окорока добрые будут! Ты, косолапый, кабана приволок? - посмотрел посадник на Пуда Волкореза.

Тот молча поклонился, касаясь пальцами земли.

- На кабане думаешь отъехать? Я вот зачем тебя позвал. Ты староста лесомык, ты и слушай мое слово и узелок себе на бороде завяжи. Довольно вам в лесу прохлаждаться. Идите на Ободранный Ложок белое железо копать. На кой мне ваша мягкая рухлядь!

- И такая рухлядь не нужна? - Волкорез выдернул из-за пазухи шкурку и смял ее в горсти. - Мягонькая, в горсть зажмешь - и не видно. Осенний, по снегу еще не катался. Для тебя берёг. Глянь, темный да глянцевитый! А мерный какой! Вот зверина! Медведь, а не соболь, - соблазнял посадника охотник.

Посадник заколебался:

- Эту давай. На шапку мне пойдет. Волкорез положил шкурку к ногам посадника и облегченно вздохнул.

- Тебя ослобождаю от белого железа, а лесомык своих завтра гони на Ободранный Ложок.

- Господине, пожди мало, - с мольбой протянул Волкорез руки к посаднику. - Заслужим тебе, владыка!

- Я вас, дармоядцев, живо окорочу! Суровец всех вас на голову короче сделает! - заревел посадник, пуча глаза.

Волкорез опустил голову, ответил покорно:

- Твой топор, моя голова, господине.

- Медведей валишь, а здесь как заяц дрожишь! - упрекнул охотника Будимир, когда тот смешался с толпой.

- На всякого зверя своя сноровка есть, - поиграл густыми бровями Волкорез. - И к медведю не суйся, когда он лапами грабастает. Береги рогатину и жди!

Будимир понимающе усмехнулся.

Посадник снова поднял к глазам бинокль и крикнул сердито:

- Чей черед, выходи!

К нему робко, виновато приблизился пахотный мужик с реденькой, выщипанной'бородой, тот, что говорил:

«Нам бы вёдро во благовремении, а до остального нам дела нет». Щеки его запали, глаза словно сажей обведены. Он и дышал виновато, а наведенный на него бинокль пугал так, что он отворачивался и пытался закрыть лицо рукой.

- Некрас я, государь, прозвище Лапша. Староста рахотных людей с Новых Пеньков, Писав, Высокой Гривы, починков и лесных дворов.

Посадник нагнулся к лежавшим у его ног доскам, покопался, взял одну и долго разглядывал.

- Чти вот долговую доску, что на вас, пашенных, записано.

- Неграмотный я, кормилец.

- Недоимка на вас по белому железу столь большая, что быть вам вскорости на толчке, на плахе.

- Умилостивись, господине. Белое железо копай, со» хой руки оттягивай, а все без хлебушка сидим. Ребятенков чем кормить? У меня их семеро за стол садится.

Лапша замолчал, тоскливо глядя на посадника.

- Годи мне, шалун! - удушливо просипел посадник. - Подь сюды! Ближе, ближе!

И, привстав, с крепким размахом, блеснув перстнями, въевшимися в жирные пальцы, Густомысл крепко ткнул Некраса в лицо. Мужик шатнулся и тихо заплакал, не решаясь поднять руку к лицу, залитому кровью и слезами. А посадник, колыхая брюхом, захлебнулся смехом.

- В рёвы ударился! Истинно Лапша. Стрельцы, волоките его в Пытошну башню. Суровец с ним задушевно побеседует.

Лапше скрутили руки и уволокли.

- Ух, босяк! - выдохнул трудно Птуха. - Сотворил такого боженька и сам заплакал!

Сережа повел вокруг тоскливыми глазами.

- Нехорошо тут! - горячо, вздрагивающим голосом сказал он.

- Тише, Сережа, - остановил его брат. У Виктора было страдающее лицо.

Посадник отсмеялся и снова посуровел.

- Кто сей дерзко стоит? - посмотрел он в бинокль на Будимира.

Кузнец сделал шаг вперед:

- Будимир Повала, господине, староста Кузнецкого посада. Бирюч опять выкликал нас на огульные работы. Посадник поднял новую доску, посмотрел, нахмурился.

- Давно ваш черед на белое железо идти. Аль не пойдете?

- Ну!

- То богова работа, кузнец.

- Все на бога да на бога, а на себя когда же? - не сдержал кузнец громыхающего голоса.

- Не больно аркайся! Язык свой к нёбу гвоздем прибей, а передо мной в страхе стой, червь дерзновенный!

- Говорю как умею, хлебна муха!

- А поди-ка ко мне, кузнец, - ласково позвал посадник. - Ближе!