— Вы правы. Страх ожидания посильнее собственно смерти. Особенно ожидание смерти не быстрой и не скажу, чтобы безболезненной. Суровец, здешний палач, потрудится над вами. И виску и встряску на дыбе испытаете, и репку-матушку запоете, и всю подноготную расскажете. Научу Суровца и чахарскому способу кишки на пику мотать! Есть и еще способ, называется «на комары». Ваши волосы забьют клином в пень и свяжут голого. В тайге комаров и гнуса — тучи. Они из вас кровь до последней капли высосут.
Виктор почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Но он справился с минутной слабостью, сказал брезгливо:
— Брось ты хвастать своей палаческой работенкой, Кого пугаешь, падаль?
— Что? — крикнул бешено Памфил и слепо двинулся на летчика. — Встать! Встать, когда с тобой говорит русский офицер!
— Японский холуй, а не — русский офицер, — сказал Косаговский, покачивая ногой, закинутой на другую.
Братчик со свистом хватил воздух и, вырвав из кармана взблеснувший мушкой пистолет, ткнул его в лицо летчика.
— Дырку захотел? Да? Пулю меж глаз?
— Не психуй, Памфил-Бык, — спокойно сказал Виктор. — Психуешь, как баба.
С лицом, остервенелым от злости и унижения, Памфил бессильно опустился на табурет. Попробовал закурить и бросил сигарету. Руки его мелко, противно дрожали.
— Люблю злых, с ними драться веселее, — глядя на него, засмеялся Косаговский. — Дырку в моем лбу ты можешь сделать, а долго ты после этого проживешь? И ни бог, ни микадо тебе не помогут!
Братчик не ответил, долго молчал, мертво глядя в угол. Тяжелый удар соборного колокола вывел его из оцепенения.
— Поздно, уже темнеет. Надо кончать! — взвинченно сказал он. — Ты решил уже, наверное, что загнал меня в угол. Ошибаешься! Я мальчик стреляный, фартовый, как говорят челдоны. Или мы все смоемся отсюда, или все здесь сдохнем… Советую подумать еще раз. Не передумаешь — шепну Нимфодоре, что Анфиса, ее преемница, будущая старица ново-китежская, опоганила себя любовными шашнями с мирским сквернавцем, с тобой, милостивый государь. Старуха будет в восторге! Обожает терзать человечье мясо. Анфису выведут на толчок и при всем честном народе палач будет бить се кнутом.
Виктор задышал сильно и часто, опустил голову.
— Но это только легкое щекотание вашей нежной и чувствительной души, — хитренько и весело посмотрел Памфил на летчика. — Есть у меня средство и посильнее. Твоего брата, этого милого пионерчика, я час назад привез сюда, в Детинец. И попробуй отказаться! Я удавлю его пионерским галстуком. Теперь что скажешь, чума тарбаганья?
Виктор схватился за край стола. Ему показалось, что земля уходит из-под ног. А братчик все тянул и тянул к летчику пальцы, измазанные опиумом, с грязными ногтями, и медленно шевелил ими, показывая, как он затянет удавку на шее Сережи.
— Убери поганые руки! — яростно крикнул Виктор. Братчик дернул назад руки и медленно отступил. Летчик не спускал с него глаз, измеряя опасность этой темной души. Синие глаза его то светлели, то темнели. «Хоть бы на полчаса вырваться отсюда, повидаться с капитаном, посоветоваться», — с тоской думал он.
— Когда мы полетим?
— Дело за вами! — обрадованно ответил братчик. — Мне нужно только ваше согласие.
— Но прежде я должен посоветоваться с моими друзьями. Не могу же я решать за них. А они ведь тоже улетят за рубеж. Завтра утром я приду к вам с ответом.
— Э, нет! Так не пойдет! Вам придется погостить у меня. А мнение ваших друзей можно узнать письменно. И согласие, мне кажется, совсем неважно. Не захотят лететь, пусть кончают жизнь в Ново-Китеже. Может быть, вы хотите сейчас им написать?
— Сейчас не хочу.
— Как угодно.
Братчик хлопнул в ладоши, и в горницу тотчас вошли Остафий Сабур и двое стрельцов. Видимо, они ждали за дверью.
— В Пыточную! — коротко приказал Памфил.
Стрельцы бросились к Виктору и стали вязать ему руки. От них пахло мясными щами.
Стрельцы ушли, уводя связанного летчика. Памфил не двинулся, стоял с неподвижными глазами и отвисшей челюстью, с мертвым безразличием на лице. Такое лицо бывает у приговоренных к смерти.
Взгляд его остановился на двух налитых кубках. Он размахнулся и сбил их на пол. Долго, тупо глядел на лужу, похожую на пролитую кровь.
Глава 17
Узники пыточной башни
…Поймали нас — и кузнецы
Нас друг ко другу приковали.
И стража отвела в острог.
Сережа спал на соломе в каморе Пыточной башни, сжавшись в комочек от холода.
Проснулся он от неприятного ощущения: кто-то пристально на него смотрел.
Сережа со страхом открыл глаза.
— Футболисты здесь есть? — сказал стоявший над ним человек.
Сережа вскочил и замер, вглядываясь.
— Витя! Витенька! Чего же ты долго не шел? — кинулся Сережа к брату и уткнулся ему в грудь. Если рядом Виктор, тогда ничего не страшно. Ну и счастливый же сон он видел!
— Приветствую! — сказал Виктор, приподнял над головой Сережи его авиашлем и снова надел. — Ну, покажись, какой ты? Почему бледный вид?
— Боюсь, — прошептал Сережа.