— Здравствуйте! — комично поклонился и развел руками Виктор. — То на все чихаю с присвистом, а то вдруг — боюсь. А чего нам бояться? Наши друзья выручат нас, вот увидишь!
— Капитан на свободе? — спросил Сережа.
— Конечно! А ты его знаешь. Не даст нам пропасть.
— А дядя Федя?
— Гроза морей? А что ему делается? Наверное, уже вынюхивает, куда нас запрятали!
Виктор сел на солому и потянул к себе братишку, Потирая руки, замлевшие от тугих стрелецких веревок, он сказал:
— Опять у нас, брат, вынужденная посадка. А как ты попал сюда?
Сережа рассказал, как его выкрал из-под носа у капитана и мичмана синяя ферязь.
— Не синяя ферязь, а Памфил-Бык из нашего города.
— Ну да! Выдумываешь! — не поверил Сережа. Тогда Виктор рассказал братишке о встрече с Памфилом-Быком, рассказал и о разговоре с ним, но о страшных требованиях братчика умолчал. Сережа почувствовал тревогу и подавленность брата и вздохнул. Как сжимается наше сердце, когда мы слышим такой тяжелый и горький вздох наших детей!
— Витя, — робко, тихо спросил Сережа, — мы вернемся домой, на нашу Забайкальскую, к тете Лиде? Ты только правду скажи.
— Что? — вскочил с соломы Виктор и закричал с деланным негодованием: — Сомневаешься? Карамба! Защищайся, презренный трус!
Виктор встал в боксерскую позицию. Сережа ткнул брата в грудь и улыбнулся:
— Вдвоем с тобой мы о-го-го! Верно?
— А ты думал? Конечно, о-го-го!.. А теперь не плохо бы поспать минуточек триста. Ложись рядом со мной, вдвоем теплее будет.
Они легли рядом на солому. Виктор обнял братишку и счастливо улыбнулся, вдыхая его ребяческий домашний запах.
— А Женька? — поднялся вдруг на соломе Сережа.
— Что — Женька? Жив-здоров твой Женька. Капитан и мичман его в обиду не дадут.
— Откуда знаешь про Женьку? — засомневался Сережа.
— Если говорю — значит,, знаю. Ложись, ложись, межзвездный скиталец, покоритель Марса!
Сережа лег, рушнуту щекотал щеку брата длинными ресницами, потом задышал тихо и ровно. Заснул. Виктор не спал. Его бодрость и бесшабашность были напускными, чтобы не растревожить Сергуньку. Сердце его сжимал страх.
А над головами их зловеще стучали стрельцы древками бердышей в башенный настил. Не спим-де, караулим! Не надейтесь бежать! Не спим!
Глава 18
Большой футбол
Лук мой славный, дорогой,
Грянем в трон разок-другой!
Прямо в бархат бей, стрела,
Чтоб тучнее пыль пошла.
1
Во все стороны, на юг и север, на запад и восток, — горы, горы, горы. Они лежали, как косматые звери, вытянув лапы и положив на них то круглые, то острые морды. В праздничном воздухе утра горы приблизились всеми морщинами распадков, темными пятнами ущелий и долин. А где-то очень далеко переливчато сверкало что-то похожее на изгиб широкой реки. Не дорога ли в мир, в большую, звонкую, кипучую жизнь?
Капитан и старосты всех шести посадов сидели на обломках скал. Не сел — стоял, привалившись плечами к сосне, Пуд Волкорез. Не было только Птухи — он стерег свою взрывчатку — и Алексы. Солевар не уходил от дозорцев, следивших за Детинцем.
Собираться в посадах теперь опасались. За прошедшие два дня после совещания в кузнице Душановы сыщики десятками лезли в посады, шныряли по улицам и дворам днем и ночью. Теперь они носили под кафтанами легкие кольчужки, а за поясами их торчали на показ пистолеты и кистени. Этими ночами старосты посадов и все, кто чуял за собой какую-нибудь вину перед Детинцем, дома не ночевали, а уходили в сараи, кузни и даже в сады или огороды.
Поэтому и совещание созвали на Лысухе — белоголовой горе, нависшей над Ново-Китежем. Старосты вчера еще узнали от капитана о вызове летчика в Детинец и о похищении Сережи. Возвращения из Детинца Косаговского ждали весь остаток дня и всю ночь. Утром, еще затемно, по просьбе капитана собрались на Лысухе. Решено было ждать до полудня, а если летчик не вернется и к этому часу, начинать действовать. Внизу, в городе,, был оставлен Истома, Он должен был прибежать на Лысуху, если вернется Виктор.
Уперев локти в колени и положив голову в ладони, капитан посмотрел вниз, на богоспасаемый град. Пыльные ухабистые улицы, потемневшие от дождей избы со ржавыми соломенными крышами, лютая бедность, голод, невежество, тоска. В этих дымных, вонючих избах тлеют лучины, хлебают там щи без соли, жуют несоленую кашу, кривятся от трудной вони несоленой рыбы. Там стонут и надрывно кашляют больные тифом, оспой, чахоткой; здоровые от беспросветной нужды, голода и смертной тоски или бегут в кабак, или молятся истово. А подняв в молитве глаза к небу, видят все тот же Детинец, его пузатые башни, словно кулаки, занесенные над замордованными посадами и деревнями. Иной раз мутится у капитана голова: явь это или кошмарный сон?
Капитан вздохнул и выпрямился. К черту хандру, о деле надо думать!
— Пуд, нашли твои лесомыки что-нибудь в церкви «Николы на бугре».
Волкорез виновато облизнул обветренные губы: