Сказание о граде Ново-Китеже

— Дельного ничего не нашли, кормилец. Следы видели в лыве[38]. Это подале от церкви будет. Обутка аки бы не наша. У нас такую не носят.

— А в самой церкви, внутри? Особенно в алтаре?

— В церкве ничего не нашли.

«Неужели не в алтаре «Николы на бугре» их притон, когда они приходят сюда? А харбинский окурок? Но где же они прячутся?..»

Из города прилетел вдруг возбужденный слитный крик людей. Ратных удивленно и тревожно прислушался, из-под ладони посмотрел на город.

— Что это за крики? — спросил он. — Около Детинца, кажется, люди кричат?

Староста Гончарного посада улыбнулся.

— Сёдни наши посадские ребята с детинскими сражаются. Мячик ногами мутузят, бесенята. Им что? Балуют.

— Сборная «Посады» — сборная «Детинец». На первенство Ново-Китежа. Большой футбол! — сказал капитан, и голос его потеплел. — А принес футбол в Ново-Китеж Сережа. Не пришлось ему, бедному, участвовать в таком ответственном матче… И не побоялись верховники своих детей на футбол отпустить?

— Мы-то с Детинцем в «тесную бабу» играем, а ребятне это ништо, — объяснил гончар. — А для охраны своих чад послали верховники на поле две десятни стрельцов.

— Две десятни — пустяковина. И не пикнут! — сказал презрительно староста солеваров. — Надо бы детинских щенков похватать — да в подвал. И обменять бы на наших, на мальца и на Виктора.

— Мы не верховники, мы с чадами не воюем! — резко сказал Будимир.

Солевар заметно смутился.

— Прости, коли так, на глупом слове. Все помолчали, прислушиваясь. Из города доносился все тот же гул голосов, затем дружное, восторженное «а-а-ах!».

— Завелись уже в Ново-Китеже болельщики. Ишь как переживают! — засмеялся Ратных.

Будимир первый услышал близкий человеческий крик. Он поднялся с камня, посмотрел вниз. Без тропки, напрямик ломился к ним Истома. Приблизившись, он обвел всех медленным взглядом, часто, запаленно дыша. И все еще молчал.

— Ишь запалился как, — не вытерпел Будимир. — Пошто спешил?

— Вам сказать. Полдень уж, из Детинца никто не пришел.

Старосты переглянулись, все разом вздохнули.

— Верховники и братчики перешли уже в наступление, а мы еще не готовы нанести удар. У нас руки связаны! — с отчаянием сказал капитан. — Ждать, ждать и снова ждать!

У Будимира на скулах выступили каменные желваки, так стиснул он зубы, и лоб разрубила каменная складка меж бровей. Но он молчал, глядя в землю.

— А спасение Виктора и Сережи только в немедленном восстании, пока братчики не засели в Детинце. Поймите это, — умоляюще смотрел Ратных на старост.

Гончар поворошил бороду, сказал осторожно:

— Бой этот для нас последний будет. Одолеют — вся наша жизнь кончена!

— Нет, ты скажи, как думаешь: можно наших друзей мирских оставить верховникам на растерзание? — сумрачно посмотрел на него староста Щепного посада. — Ну? Чего молчишь?

— Не можем мы того сделать, спасены души! — громыхнул Будимир. — Не можем друзей верных в беде бросить! Есть иль нет на нас крест? Я так думаю, начнем с теми силами, кои соберем!

— Опасно, — покачал головой гончар.

— Держи опас про запас, хлебна муха! Знаю, что опасно. А мы всю жизнь с опаской жили. Старосты, спасены души, разойдемся по своим посадам и клич кликнем!

Старосты ответили ему одобрительными восклицаниями.

— Аида вниз, в город! — закричали они. — Мешкать грешно!

Все начали спускаться с Лысухи и вскоре вышли в Кузнецкий посад. Здесь гремело, звенело и дымило на каждом шагу.

— А кузнецы всё стучат и стучат! Погибель Детинцу куют! — сказал Волкорез.

Остальные засмеялись.

Будимир остался в своем посаде. Затем и остальные старосты начала расходиться по посадам. Капитан свернул к Детинцу. Надо осмотреть будущий театр военных действий. С ним шли Волкорез, Лапша и Истома. Гул голосов на футбольном поле становился все сильнее.

— Эк, орут-то! Как на кулачном бою, — сказал одобрительно Лапша.

Что-то изменилось в криках футбольных болельщиков — они стали злобнее, беспощаднее. Вырвался вопль, умоляющий о пощаде.

— И верно. На кулачки, что ли, там пошли? — недоумевающе пожал плечами Волкорез.

И вдруг разноголосый протяжный вой двинулся, полетел. Людские возбужденные голоса, неистовые крики, слезливые причитания женщин, чьи-то испуганные подвывания, злой собачий лай — весь этот гул катился, приближался. А Затем появились и люди. Первыми выскакали конные стрельцы. Они мчались, давя кур и поросят, спасаясь от посадских, бежавших сзади и нахлестывавших стрелецких коней в десять хворостин. Испуганные кони подбрасывали на скаку крупы и опрокидывали всадников на шею.

Стрельцы успели проскочить в открытые для них ворота Детинца. А затем ворота захлопнулись перед самым носом подбежавших посадских.

Вся огромная площадь перед Детинцем была уже забита народом. Всюду всклокоченные бороды, бараньи и собачьи шапки, сермяжные армяки и кафтаны. Все кричали и грозили Детинцу кулаками, кольями, топорами, кузнечными кувалдами.

— Неужто бунт? Святой бунт? — спросил тихо Истома, прижав к груди ладони. На лице юноши был восторг, глаза его сияли, будто светились изнутри.