В XV-XVI веках, в эпоху непрерывных междоусобных войн, моральные догмы кодекса бусидо уже достаточно четко сложились в сознании самурайства, хотя, как известно, в письменном виде они были впервые сформулированы и зафиксированы лишь в начале XVIII века в известном трактате «Хагакурэ»[300]
Это не означает, разумеется, что в реальной действительности догмы бусидо неукоснительно соблюдались. Напротив! Недаром современный критик и литературовед Сюити Като пишет: «Автор трактата «Хагакурэ», по-видимому, плохо знал самураев XIV, XV и XVI веков. Иначе вместо слов: «Суть бусидо — готовность к смерти»[301] он написал бы: «Суть бусидо — вероломство»[302].В самом деле, предательство, измена, вероломство встречаются на каждом шагу в истории средневековой Японии, как, впрочем, и в истории других стран в эпоху средневековья. Тем активнее нужно было утверждать идеальные нормы поведения самурая в литературе. Известно, что кодекс бусидо, в отличие от европейских представлений о рыцарской чести, допускал и жестокость, и коварство, воспевал не просто военную хитрость, а именно умение любым, даже весьма неблаговидным, с современной точки зрения, способом обмануть противника, добиться своей цели любым путем. И тем не менее главными заповедями оставались готовность без колебания отдать жизнь во исполнение вассального долга и личное воинское искусство. Отсюда изобилие кровавых сцен в «Сказании», подробные описания жестоких поединков, самоубийств посредством харакири, когда человек, взрезав себе живот, собственными руками вываливает кишки наружу... Именно так умирает главный герой Ёсицунэ, а рядом с ним как истинно добродетельная супруга добровольно принимает удар меча его жена. Верный вассал убивает также маленького сына и новорожденную дочь Ёсицунэ, после чего, конечно, и сам кончает жизнь самоубийством — средневековая история Японии действительно знает немало случаев подобного рода совместных самоубийств. Не удивительно поэтому, что судьбы многочисленных персонажей «Сказания», этих воплощенных носителей кодекса бусидо, находили живой отклик и сочувствие в среде самурайства, способствовали популярности «Сказания» в средневековом обществе.
И все же главной причиной, превратившей Ёсицунэ в одного из самых любимых литературных героев своего времени, была легенда о его незаслуженно трагической участи. В воображении читателей он остался честным и храбрым и, несмотря на это, оклеветанным и гонимым. Такому человеку можно было от всей души
«Сказание» написано живым разговорным языком своего времени, значительно упрощенным в сравнении с более ранними произведениями или со сложными, полными литературных аллюзий пьесами театра Но, принадлежавшими к «высокой» литературе. События здесь развиваются бурно, одно приключение следует за другим, большое место занимает живой диалог, хотя в лирических местах, в особенности при описании пейзажей, проза, в соответствии со средневековым литературным каноном, сменяется стихами. Характеры персонажей тоже строятся вполне стереотипно — они начисто лишены внутреннего движения. Духовный мир юного Ёсицунэ в начале книги ничуть не меняется к концу его жизни. Читатель не должен на это сетовать — литература овладела умением изображать внутреннее развитие личности значительно позже, только с наступлением Нового времени. Но и в том виде, в котором запечатлены образы героев «Сказания», словно в средневековой живописи, обращенные к нам как бы в одном-единственном ракурсе, они могут многое рассказать не только о том, чем жили люди в давно прошедшие времена, но и о том, что неотъемлемой частью вошло в культурное наследие современной Японии.