Сказание о Ёсицунэ

«Сказание о Ёсицунэ» сложилось в конце XV столетия, на подъеме средневековой культурной жизни Японии. Время создания воинских эпопей уже миновало. Конечно, их продолжали слушать («Повесть о доме Тайра», например, предназначалась в первую очередь для устного исполнения), а грамотные люди — читать, ведь междоусобные войны если и затихали, то лишь на короткое время... Однако в целом отчетливо заметна тенденция — в XVI-XVII веках она еще более усилилась — к изображению индивидуальной судьбы, к рассказу об отдельных личностях, будь то бесстрашный самурай-воин или удачливый купец. Потребителей литературы интересуют теперь не столько. судьбы дома Тайра или дома Минамото как таковых, сколько история отдельных представителей этих феодальных семейств. Не удивительно, что одним из первых персонажей таких развернутых повествований, посвященных одному герою, оказался Ёсицунэ, легенды о жизни которого давно уже были популярны в самых широких кругах и самурайства и горожан.

«Сказание о Ёсицунэ», в сущности, компилятивное произведение. Безымянный автор его собрал воедино десятки коротких и тоже, конечно, безымянных повестей, рассказывающих об отдельных событиях жизни Ёсицунэ, и выстроил из них связную историю его приключений, начиная с рождения и вплоть до трагической смерти. Но как неузнаваемо изменился образ этого японского варианта «рыцаря без страха и упрека» по сравнению с первым изображением Ёсицунэ в литературе теперь уже далекого XIII века! Достаточно сказать, что главное дело жизни исторического Ёсицунэ — победоносная война против войск Тайра, так подробно рассказанная в «Повести о доме Тайра», вообще не описана в «Сказании». Главное внимание автора сосредоточено на том, что было до и после этой войны. Немалое место занимают чисто романтические сюжеты — любовь Ёсицунэ к дочери знатного аристократа, ставшей затем его законной супругой, и к прекрасной Сидзуке, прославленной танцовщице и певице. Читатель не должен удивляться присутствию не одной, а двух женщин, пленивших сердце героя: ведь дело происходит на Востоке, где многоженство и обычай иметь наложниц было распространенным явлением. В «Сказании» прямо говорится, что, кроме супруги и возлюбленной, Ёсицунэ удостоил своим вниманием еще добрых два десятка прекрасных женщин в столице... Важнее другое — любовно выписанное, неоднократно подчеркиваемое автором «Сказания» чувствительное сердце Ёсицунэ, его искренняя привязанность и к той, и к другой прекрасной особе[299], глубокая душевная боль, когда обстоятельства вынуждают его покинуть возлюбленную, а впоследствии обречь на смерть и любимую супругу. Эти романтические мотивы, в сочетании с подробным описанием изысканной, дорогой одежды, замысловатых причесок, необычайно красивой внешности — набеленного лица, подведенных бровей, — делают самурая Ёсицунэ больше похожим на элегантного кавалера, героя литературы давно минувшей эпохи Хэйан (IX-XII вв.), чем на мужественного воина, помышляющего лишь о ратных подвигах, каким он показан в эпосе XIII столетия. Обращает на себя внимание также его до странности пассивное поведение в последние роковые дни жизни — он даже не пытается защититься от наступающих на его крепость противников — дружин, посланных против него старшим братом, предоставляя сражаться своим вассалам, а когда положение становится безнадежным, кончает с собой — совершает харакири. Очевидно, именно такой образ Ёсицунэ импонировал читателям (слушателям) «Сказания», ибо времена изменились — в XV-XVI веках вновь «вошли в моду» эстетические идеалы придворной культуры давно минувших веков, и отблеск этих старинных эстетических категорий в сильной степени отразился, конечно, в несколько преображенном виде, во всех сферах средневекового искусства, в том числе и в литературе.

Вместе с тем в «Сказании» отчетливо выражены идеи так называемого кодекса самурайской чести (яп. бусидо, букв.: «путь самурая») — Впрочем, носителем этой феодальной морали выступает не столько сам Ёсицунэ, сколько его вассалы — Сабуро Ито, Таданобу и другие его соратники, среди которых на первом месте находится преданный и храбрый Бэнкэй. Все они — живое олицетворение вассальной верности, безраздельной верности господину, презрения к смерти в сочетании с изумительной воинской доблестью, физической силой, фехтовальным искусством. Автор уделяет самое пристальное внимание описанию их сражений, поединков, беспощадных расправ с противниками, блестящего фехтовального мастерства. Разумеется, образы всех этих людей идеализированы, и это неудивительно: ведь идеализация всегда и всюду являлась ведущим творческим методом средневековой литературы.