Сказание о первом взводе

В село возвращались молча. Широнин осуждающе думал о том, что в эти горячие дни наступления, в дни стремительного продвижения наших войск и панического бегства вражеских гарнизонов ему, Широнину — да и только ли ему? — дальнейший ход войны порой представлялся облегченным, представлялось, что самые тяжелые ее рубежи остались позади. А выходит иное. Коль гитлеровцы еще способны на такое, значит много, много еще впереди будет пролито людской крови, понадобится еще много и напряжения и жертв, прежде чем победит та великая правда, которую отстаивают советские люди.

А Пете Шкодину вспоминался лесной хутор, гитлеровец, звавший во сне мать, вспоминалось душевное смятение там, на крыльце лесной сторожки… «никогда, никогда и никому не признается он в этом своем колебании…»

Вечером Широнин читал во взводе переданную из штаба полка замполитом дивизионную газету. В ней был опубликован приказ Верховного Главнокомандующего, посвященный двадцатипятилетию Красной. Армии.

— …Мы начали освобождение Советской Украины от немецкого гнета, но миллионы украинцев еще томятся под гнетом немецких поработителей. В Белоруссии, Литве, Латвии, Эстонии, в Молдавии, в Крыму, в Карелии пока ещё хозяйничают немецкие оккупанты и их прислужники. Вражеским армиям нанесены мощные удары, но враг еще не побежден. Немецкие захватчики яростно сопротивляются, переходят в контратаки, пытаются задержаться на оборонительных рубежах и могут пуститься на новые авантюры. Вот почему в наших рядах не должно быть места благодушию, беспечности, зазнайству…

Широнин читал раздельно, с паузами, вскидывая взор на торжественно суровые лица бойцов. Хотелось, чтобы каждый из них до глубины души проникся готовой к любым испытаниям волей победить.

XVIII

Приказ перейти к обороне был отдан штабом дивизии 23 февраля. А через несколько дней Билютин был вызван в штадив на короткое, но важное совещание вместе с другими командирами стрелковых полков и приданных дивизии частей, усиления и поддержки.

Билютин вернулся к себе в штаб к вечеру и собрал своих заместителей, чтобы ввести в обстановку.

Кондрат Васильевич не спал уже три ночи. А тут на потепление разнылись давние — еще с польской кампании — ранения в грудь, дышать можно было только в полсилы легких, и голос полковника звучал оттого глухо, прерывисто.

— Стало, товарищи, известно — немцы готовят большое контрнаступление… План их разгадан. Смотрите сюда, — Билютин повел острием карандаша по карте к тому месту, где пятнисто и густо скучивались в пятачок прямоугольники и ромбики, обозначавшие кварталы и пригороды Харькова. — Они хотят прорваться своей крупной танковой группировкой вот здесь, южнее, захлестнуть охватывающим ударом город с юго-востока, окружить наши войска. Реванш за Сталинград… недурно, а?

— Ну, положим, за Сталинград какой уж там реванш?.. — щурясь на карту, точно пробуя соизмерить несоизмеримое, протянул Пахомов, заместитель Билютина по политической части.

— Нет, нет, товарищи, недооценивать силы противника нам не позволено. Никогда, никак и никем не позволено. Да, удался бы им этот план хоть частично, знаете, какой бы трезвон они подняли?!

— Это уж верно. Растрезвонили бы и в Анкаре, и в Токио… Насчет трезвона они мастера, — согласился Пахомов.

— Гитлеровцы подтянули новые части, — продолжал Билютин, — переброшены свежие танковые и моторизованные дивизии из Западной Европы, благо им, что второго фронта так и нет… Уже отбиты у нас Красноград и Лозовая, ожесточенные бои в Донбассе. Короче, перед нами поставлена задача передвинуться влево, прикрыть подход к Харькову с юго-запада. Наши оборонительные позиции должны пройти здесь… — Билютин нагнулся, разыскал наименование села. — У Тарановки. Это, как видите, километров шестьдесят от Харькова. Начальнику штаба сейчас же сообщить комбатам, чтобы готовились к форсированному маршу. Сдадим участок полку Данилова. Пахомов, ты пройди сейчас в батальоны, поговори с людьми… Как, приказ Главнокомандующего всем известен?

— Читали во всех взводах, сейчас коммунисты проводят беседы.

— Вот, вот… надо особенно разъяснить людям слова о возможных немецких авантюрах… Видите, как нас Ставка предупреждает? А то и в самом деле за месяц километров двести отмахали, немудрено, что и головы могут закружиться… Ни у кого не кружатся, товарищи?

— Не кружатся, товарищ полковник, — теперь уже хмуро, за всех ответил Пахомов. Только сейчас у карты он понял всю серьезность складывающейся обстановки.

— Если так, то хорошо. Я сам завтра с утра выезжаю в Тарановку. Все ясно?

— А кто наши соседи? — спросил начштаба.

— Слева Иваненко, а справа около Соколова чехословацкая часть.

— О, таких соседей еще не приходилось иметь.

— И сам не встречал. Но говорят, что часть сколочена неплохо. Готовилась к боям давно. Видел в штадиве одного их представителя.

Пахомов и начштаба смотрели на Билютина, ожидая, что он добавит еще. Надежный сосед в горячем бою — дело большое. И Билютин почувствовал это ожидание сослуживцев. Вспомнил офицера в незнакомой форме, вспомнил, как крепко тот стиснул ему руку — улыбнулся: