Сказание о Шарьяре

То за ближний куст хоронясь,

То скрываясь за бугорок,

Подошел наконец Караман

К перекрестку семи дорог.

Затаил он дыханье, ждет,

Огляделся вокруг — и вдруг

В изумленье разинул рот

Уронил секиру из рук:

То не степь горит, не дракон

Извергает огонь и яд,—

Два здоровеньких малыша,

Два веселеньких малыша,

Пухлых, голеньких крепыша

У дороги в траве лежат,

И сверкают волосы их,

И блестят, как жар, горячи,

Отражая встающей зари

Ослепительные лучи,—

Вот откуда в степной дали

Два волшебных солнца взошли!

На зеленом степном ковре

Золотятся, сияют они,

Пробудились на ранней заре

И теперь играют они,

И смеются глазенки их,

Шевелятся ножонки их,

Гладят травы и рвут цветы

Озорные ручонки их,

И не счесть забавных затей

Этих резвых, славных детей,

И у каждого — чуб золотой,

И серебряный — чуб другой!

Любовался тайком Караман:

До чего близнецы хороши!

Зорко глянул кругом Караман:

Только степь да степь — ни души.

Сразу видно: потеряны здесь

Или кем-то намеренно здесь

Были брошены малыши.

Был бездетным раб Караман,

Много лет о сыне мечтал,

Много лет к Аллаху взывал,

Чтоб ребенка жене послал.

Но мольбы прекратил давно,

Потому что решил давно,

Что бездетным ему все равно

Умереть теперь суждено.

А сейчас — двух чудесных детей

Увидав у семи дорог —

Он волненья сдержать не мог,

От восторга дышать не мог,

И любуясь на их игру,

На сверкание их волос,

Был растроган старик до слез

И сквозь слезы так произнес:

«Много видывал я чудес,

А такого еще не видал,—

То, что я просил у небес,

На земле теперь отыскал!»

Трижды он детей обошел,

Приближаясь тихонько к ним,

Все боялся: исчезнут они,

И смеются глазенки их,

Шевелятся ножонки их,

Гладят травы и рвут цветы

Озорные ручонки их,

И не счесть забавных затей

Этих резвых, славных детей,

И у каждого — чуб золотой,

И серебряный — чуб другой!

Любовался тайком Караман:

До чего близнецы хороши!

Зорко глянул кругом Караман:

Только степь да степь — ни души.

Сразу видно: потеряны здесь

Или кем-то намеренно здесь

Были брошены малыши.

Был бездетным раб Караман,

Много лет о сыне мечтал,

Много лет к Аллаху взывал,

Чтоб ребенка жене послал.

Но мольбы прекратил давно,

Потому что решил давно,

Что бездетным ему все равно

Умереть теперь суждено.

А сейчас — двух чудесных детей

Увидав у семи дорог —

Он волненья сдержать не мог,

От восторга дышать не мог,

И любуясь на их игру,

На сверкание их волос,

Был растроган старик до слез

И сквозь слезы так произнес:

«Много видывал я чудес,

А такого еще не видал,—

То, что я просил у небес,

На земле теперь отыскал!»

Трижды он детей обошел,

Приближаясь тихонько к ним,

Все боялся: исчезнут они,

Сколько гор крутых одолел,

Сколько знойных, пыльных дорог,

Он под ветрами злыми дрог,

Под жестокими ливнями мок,—

Как сумел он вернуться домой,

Объяснить бы и сам не смог!

И однако добрался Ходар

Всем невзгодам наперекор!

В тот же вечер прокрался Ходар

К девяти госпожам в шатер,

Попросил разрешенья сесть,

Попросил хоть немного поесть,

Сообщил им тайную весть:

Совершилась кровавая месть.

Не поверили девять ханум,

Сомневаться стали сперва:

Чем докажет теперь Ходар,

Что правдивы его слова?

И тогда рассказал мясник,

Как с детьми по степи блуждал,

Госпожам показал мясник

Окровавленный свой кинжал,

Распахнул дырявый чапан,

Два кусочка печенки достал

И в следах от кровавых ран

Двух детей рубашонки достал,

И добавил, что сам видал,

Как их кости глодал шакал,—

Ханских жен убедить сумел

И награду требовать стал.

Улыбались девять ханум,

Восхищались девять ханум,

Обещали ему, что за труд

Вдвое больше теперь дадут,

Ублажали его, как могли,

Не жалели хвалебных слов,

А потом ему поднесли

Чашу, полную до краев.

Выпил раб хмельное питье,

Поднялся, сделал шаг-другой,

Захрипел, согнувшись дугой,

Повалился, задергал ногой,

Даже слова сказать не успел —

Распрощался с жизнью земной!

Знать, злодейки в это питье,

Чтобы скрыть преступленье свое

Подмешали смертельный яд,—

Ведь покойник тем и хорош,

Что его на допрос не возьмешь,

Не узнаешь, где правда, где ложь,

Ибо мертвые — не говорят.

Той же ночью девять ханум

Забрались в заброшенный дом,

Поплотней притворили дверь

И очаг разожгли с трудом:

Рубашонки детей сожгли,

А печенку в золе спекли,

Хорошо посолили ее,

Меж собой поделили ее

И, давясь, проглотили ее!

Так насытились до конца

Злые, мстительные сердца:

Не воскреснут два близнеца.

Детство Шарьяра и Анжим. Песнь десятая.

О том,

как поспорил хан Шасуар

со своим верным рабом Караманом,

как не удалось им разлучить близнецов,

как явились к доброй Акдаулет сорок старцев

и как на шестнадцать лет

замкнула она в своем сердце

тайну рождения двух чудесных младенцев

Был бездетным почтенный хан Шасуар

И бездетной супруга его Акдаулет,

И молились они, чтоб ребенка в дар

Им Аллах ниспослал хоть на старости лет.

В этот день услышал премудрый хан,

Что вернулся торговый его караван,

Что нашел на границе соседних стран

Двух младенцев чудесных раб Караман,

И не дав караванщикам отдохнуть,

Приказал во дворец им явиться хан,