Сказание о Старом Урале

Предвкушая события в Невьянске, Шанежка радовался от гордости. Награда будет царской. Чуть-чуть пугало, что уж очень неосторожно запустил в Сусанну бадейкой.

На околицу завода прибыли поздно вечером, уже под луной, озарявшей Невьянск. Улицы завода пустынны, будто весь он вымер: народ завсегда привык по избам сидеть, когда хозяин не в духе...

В завод въехали со стороны Нейвы. Шанежка оставил Сусанну в своей избе под охраной, а сам направился к хозяину.

Демидов сидел на диване в зале и мрачно глядел на семейные портреты. Он как бы спрашивал отца, требовал его совета: как быть? Он поднес шандал со свечой чуть не к самым глазам отца и не замечал, что горячий воск струится на ослепительный паркетный пол. Услышав шорох, он злобно прошипел на вошедшего:

– Кого там несет? Вон отсюда!

Обернувшись, увидел на пороге зала Шанежку.

– Вон! Все одно не пощажу. Не надейся! Ротозей дьяволов!

– Да я, Акинфий Никитич, не за прощением пришел. Охота мне за верность спасибо твое услышать. Пымал!

– Чего?

Демидов кинулся на приказчика с кулаками, встряхнул его своей могучей ручищей.

– Врать вздумал?

– Опомнись, хозяин. Правду сказываю: пымал! Куда теперь привести ее?

– Кого привести?

– Да Сусанну Захаровну, хозяин-батюшка.

– Стой! Правда ли, что поймал? Да где она?

– У меня в избе, Акинфий Никитич. Привести велишь, что ли? Мигом представлю!

– Нет! Не надо сюда вести. Ноги ее больше в доме не будет. В подвале ее запрешь! Айда, Шанежка! Озолочу!.. А сейчас ступай, слуга верный. Никому не сказывай, что поймал. Веди ее в подземелье, и пусть-ка теперь покается, что посмела против воли моей бунтовать!

* * *

Колокол на Наклонной башне прозвонил одиннадцатый час ночи. Шанежка нес зажженный фонарь. Руки Сусанны все еще были связаны. Он вывел ее из своей избы. Молча повел через пустой, просторный двор. Он был весь голубой от осеннего лунного света, и луч фонаря казался желтым пятном среди этих голубоватых отсветов. Впереди людей тянулись тени...

Перед тем как выйти во двор с Сусанной, приказчик завязал ей рот полотенцем, чтобы не вздумала крикнуть, позвать на помощь. Пока пересекали двор, Сусанна слышала, как в стойлах жевали овес и пофыркивали лошади. Вспомнила и своих белоснежных коней, подарок хозяина. Кому-то теперь на них ездить?

Дошли до парка. Дворцовый фасад мрачно темнел в окружении полуголых берез. Ни в одном окне не было света. Синие тени берез отпечатывались на стенах дома. Под ногами шуршала опавшая листва.

По широким мраморным ступеням они поднялись на парадное крыльцо с колоннами. Луна светила так ярко, что женская тень обвила ближнюю колонну, словно ее обернули траурным крепом. Когда Сусанна прошла, черная полоса ковриком постлалась к дверям во дворец.

Шанежка открыл эти двери, и Сусанне стало страшно от непривычной тишины в доме. Озерки лунного света из окон затопили все ступени малахитовой лестницы. Она сейчас показалась Сусанне такой чужой и враждебной, будто еще никогда ноги ее здесь не бывало.

Приказчик осветил фонарем замок небольшой двери под самой лестницей. Сусанна так и не вспомнила, замечала ли она когда-либо раньше эту дверь.

Поставив фонарь на пол, приказчик, понатужась, отомкнул замок и открыл дверь, окованную изнутри медными полосами. На Сусанну из глубокого подземелья пахнуло холодом и плесенью.

– Сторожась ступай, склизь на лесенке!

Женщина покорно ступила в черную дыру. Узкой щелью сжались вокруг нее стены с низким сводом потолка. Шанежка направлял фонарь под ноги. Лестница вниз была очень крутая, привела к узкому длинному коридору. Еще одна дверь, с виду тяжелая, но Шанежка пинком ноги легко отворил ее. За ней оказалась более широкая лестница, снова в глубину. На ее ступенях скопилась влага. Опять коридор, совсем короткий, окончившийся сводчатой клинчатой аркой. За ней – довольно просторный каменный подвал, похожий не то на пещеру, не то на склеп. Потолок из ребристых нервюр опирался на две толстые колонны, сложенные из неоштукатуренного кирпича. Голос Шанежки прозвучал здесь глухо, замогильно:

– Тут теперь твой покой будет, хозяюшка невьянская. Вон и постель тебе налажена. Уж не обессудь, что заместо перины – солома. В углу ведро с водой и краюха хлеба.

Женщина не удостоила приказчика ни единым словом с самого мига поимки. Она отвернулась к стене, безучастная к его наставлениям. Шанежка достал из кармана свечу, зажег ее от фонаря. Воткнул свечу в щель между каменными плитами пола... Постоял, покачал головой.

– Эх, судобушка! Ведь, как жила-то...

Однако и этот сочувственный тон узница оставила без всякого внимания. Шанежка пожал плечами.

– Ладно! Еще намолчишься досыта. Над демидовскими рубликами царствовать станешь, с крысами в компании. Крыс здешних не бойся, они у Демидова сытые, на людей не зарятся.

Он вплотную приблизился к пленнице, развязал ей руки, снял с лица полотенце. Потоптался, пока женщина разминала руки...

– Ты, слышь, не серчай, что на заимке я тебя бадейкой шарахнул. Ведь не по злобе, а в горячке. Ежели бы не нашел тебя, не привез назад, – сегодня с камнем на шее дно в пруду целовал бы.