А вокруг все жило своей особой жизнью. В чаще тугая звонко куковала кукушка, и эхо многократно повторяло ее голос. И лишь она умолкала, начинала отвечать ей другая, с противоположного берега. А вот просвистела свою мелодичную песню иволга, желтым пламенем мелькнула между кустов и исчезла, а песня звучала еще долго. Играя, высоко выпрыгнул и снова плюхнулся в воду крупный сазан, сердито проскрипела чайка — этот слишком велик для нее. С грохотом обвалился участок подмытого водой берега с кустами и деревьями.
— Буйная река, — сказал Серафим Александрович. Счастливыми и добрыми глазами поглядывал он вокруг. — Что ни год, меняет свой облик: старицу превращает в русло, смывает старые и образует новые острова. Бакенщикам работа каждый день — промерить фарватер, обозначить новые мели… Да разве успеешь! Видели, как берег подмывает? Обратите, между прочим, внимание: люди здесь редко селятся по берегам реки, потому что никогда не знают, как она поведет себя в будущем.
— А Чиназ! Он же на самом берегу Сырдарьи! — возразил Пулат.
— Верно, — обрадовался Серафим Александрович. — Меткое замечание. Но разве ты не видел, как укреплены берега по обе стороны шоссейного моста гравийной отсыпкой и бетонными сваями? И потом — это уже новый Чиназ, он возник на укрепленных берегах Сырдарьи уже после окончания строительства моста, а старый Чиназ находится в трех километрах от берега реки. Мы проезжали его. И это при том, что все живое в Средней Азии жмется к воде, — без воды тут не проживут ни животные, ни люди. Но среднеазиатские реки — Сырдарья, Амударья и другие — обладают диким нравом.
— Отчего это? — снова спросил Пулат.
— Причин, по крайней мере, две: многоводье рек — они питаются стоками с гигантских ледников Памира — и лёссовый характер почвы. Лёссовые берега очень рыхлые, пористые, легко размываются водой. Вот мы с вами в Сырдарью выходили по старице Чирчика, я еще помню, когда Чирчик нес свои воды в Сырдарью в этом месте, а теперь он проложил себе новое русло, метров на пятьсот левее. А старица медленно зарастает водорослями и камышом.
— Вот здорово! Ну и силища у реки!
— Вы послушайте! — Радик поднял кверху указательный палец, призывая всех к тишине. — Послушайте, как поют птицы и воркует вода, — это же музыка!
И все замолчали, наслаждаясь чу́дными звуками дикой природы.
Трудно сказать, кто был более счастлив в эту минуту — ребята, впервые вступившие в широкий, солнечный, пестрый и звонкоголосый мир тугая, или Серафим Александрович, влюбленный в эту суровую красоту человек.
Левый берег за солнечными бликами на воде отодвинулся к самому горизонту: река здесь была широкой. Правый медленно наплывал, вырастал ввысь, поражал своей дикостью, буйным нетоптаным разноцветьем. Ленивый ветерок доносил из тугайных зарослей густые запахи трав и цветов, томленных на горячем солнце.
Переполненный чувствами радости и свободы, Радик взглянул на Пулата и, широко раскинув руки в стороны, продекламировал:
— …Нам очень приятно и радостно это, — с кормы закончил Серафим Александрович.
И все трое рассмеялись.
— Проведем, джентльмены, небольшое совещание-летучку, — сказал Серафим Александрович. — Цивилизованный мир, как известно, остался в Чиназе. Здесь вводится походный распорядок. Запомните четыре заповеди:
превыше всего — товарищеская взаимопомощь и взаимовыручка;
уходишь — предупреди товарища;
хорошее настроение, здоровый аппетит, правдивость, дружелюбие — наши верные друзья; утренняя зарядка, купание, выполнение лагерных обязанностей — постоянная норма;
береги себя и товарища — даже маленькая рана может помешать большому походу…
Вопросы есть?
— Есть предложение спеть песню «Солнышко светит ясное, здравствуй, страна прекрасная», — крикнул Радик.
— Предложение принимается! — улыбнулся Серафим Александрович.
ПЕРВАЯ НОЧЬ В ТУГАЕ
Около семи вечера решили остановиться на ночлег.
Зашли в небольшой залив. Тугай обступил путешественников, предстал во всем своеобразии. Ну где еще можно встретить такое дерево, как разнолистный тополь — туранга! Высокий, гибкий, с листиками разной формы — сердцевидными и ромбическими. А вот джида — вся блестит на солнце необычными голубоватыми листьями с серебристой опушкой, яркие желтые цветы ее расточают изумительный аромат, но одно неосторожное движение — и хорошо замаскированные иглы вонзаются в руку.
Местами просто невозможно пройти: колючие ветви джиды и куян-союка, перевитые стеблями клематисов, охраняют неприступность тугая.