Сказание о Волконских князьях

— Поелику осаде крепости Белая чинятся всякие задержки, оставить под ней довольно солдат и тяжелые пушки, а всей армии двигаться с артиллерией на Можайскую дорогу к Москве, чтобы войну решительными действиями к победе привести.

Немедля послали по всем полкам и хоругвям поручиков, чтобы войскам приказ объявить и с подготовкой в поход поспешать. Одного из поручиков бельские казаки той же ночью из траншеи выкрали.

Услышал стольник и воевода князь Федор Федорович Волконский короля и панов советников указ, собрал в большой землянке командиров и о избавлении крепости Белой объявил. Потом рассказал о злохищном Владислава и Речи Посполитой на Московское государство умышлении. Недолго советовавшись, согласились все бельские командиры единогласно с князем Федором Волконским выйти на вражий стан и там с явным Московского государства недругом биться насмерть.

Быстро вооружились бельские служилые люди, горожане и крестьяне, числом 567 человек, а на стенах и валах вместо них стали бабы. Поклялись всенародно и единогласно подъять небывалый подвиг, не устрашиться и не отступить. Ополчились мужественно и пошли из града.

Тем временем многие солдаты из траншей и с батарей, слыша про отход королевской армии, ушли в обоз, где служилые люди и шляхта пировали и веселились. Волконский с ратниками без большого боя прошли обе линии траншей и ворвались в самый королевский лагерь, на то место, где стоял лучший у Владислава померанский полк Якуба Вейгера. Там дали они неприятелю жестокий бой, выбили полк Вейгера без остатка, по королевскому лагерю до самого утра ходили, с польскими и литовскими людьми бились насмерть.

Слыша час за часом только грохот выстрелов и крики избиваемых солдат, видя, как московиты ломят стеной и споро действуют оружием, ужаснулась пришедшая было на помощь своим шляхта и стала перед лицом белян бегать. А стольник и воевода князь Федор Федорович Волконский, узрев, что все королевские войска — солдаты, гусары, драгуны и рейтары — от него отошли и битвы боятся, велел играть сбор и повел своих воинов назад в Белую.

Беляне прошествовали через королевский лагерь и траншеи, заклепывая по пути и сбрасывая с батарей пушки, неся с собой пять вражеских знамен, барабаны, трубы, мушкеты, протазаны[36], порох, всякие пожитки, ведя пленных тридцать семь человек. Никто их не преследовал и с соседних редутов не стрелял, хотя уже светало.

Войдя в Белую, велел воевода служить молебен о чудесном спасении от смертного жала, и все воины плакали в умилении божьей милости, даровавшей столь великую на супостатов победу.

— Воистину, — сказал Волконский своим воинам, — превзошли вы древних героев! Доказали, что не в силе мышц и не во множестве воинов одоление брани есть, но в правде крепость!

По совершении божественной литургии пали беляне на землю, кто где стоял, и заснули мертвым сном. В страшном бою почти все были изранены, но немногие просыпались, когда бабы занимались их ранами. По счету подьячего Якова Мелкишева 379 человек вернулось из сечи в Белую. Все те мужественные бельские люди ходили на смерть и не чаяли видеть уже света дня. От глядения многочасового в глаза верной погибели и нежданного чудесного спасения ослабели многие, как младенцы, так что пришлось Волконскому, Суханову и нескольким другим воинам чуть ли не сутки одними бабами командовать. Сам Федор Федорович получил той ночью семь кровавых ран.

Спали победители, а в королевском стане плач стоял злобный, было опущение всех рук и великое уныние. Владислав заперся в монастыре, не велев никого к себе допускать: Он едва не умер от печали и гнева. Христоф Радзивилл, известный отвагой и выдержкой гетман, скакал меж шатров на коне без шапки и криком кричал:

— Где моя честь! Кто украл честь мою! Отдайте!!!

Канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл с горя пил в шатре водку.

СКАЗ О ТОМ, КАК ШТУРМОВАЛИ КРЕПОСТЬ КРЫЛАТЫЕ ГУСАРЫ

На другой день в полдень, убрав трупы и приведя лагерь в порядок, собрались все полководцы и чиновники, полковники и магнатерия в Михайловском монастыре в трапезной на совет с королем Владиславом. Король и паны приговорили:

— Биться за Белую и город взять!

Отложил Владислав свои честолюбивые помыслы, послал послов в Москву. Не могли поляки уйти от города, оставив под его стенами свою шляхетскую честь. Лучше было королю отказаться от царства Московского, чем оставить свои знамена в руках Волконского. Потому соглашался Владислав променять царский титул на ежегодную дань в сто тысяч рублей, обещая царю и боярам мир, если они отдадут ему Белую.

Не успели еще королевские советники грамоту в Москву составить, явился на совет и стал перед Владиславом молодой шляхтич, гусарский ротмистр, прославленный в боях со шведами.

— Моя хоругвь, — сказал ротмистр, — просит отпустить нас на Белую, хотим или взять город, или умереть со славой!

— Не увяла еще польская честь, — возрадовался король, — есть и у меня храбрецы. — Обнял он ротмистра, прослезился и отпустил на штурм.