Сказание о Железном Волке

Там, около провалившегося в яму бетонного козырька присевший на корточки Барон выпрямился и за руку стал приподнимать с земли Оленина… не уходили оттуда?.. Отряхивая ладони, деловито пошли к нам. Оленин что-то тихонько сказал дедушке, и Хаджекыз согласно кивнул. Барон уже отобрал у стоявших полукругом парней три лопаты, одну все также молча швырнул мне и повелительно кивнул: мол, пошли.

— Оставайтесь пока тут, не надо мешать! — приказал дедушка остальным. — Когда устанут, я позову…

Кто-то из парней первым опустился на траву. Крепыш-адыгеец и Арамбий вслед за дедушкой пошли с нами к придавленной бетонным козырьком ямке.

— Тихонько, ым? — негромко спросил дедушка у Оленина.

— Еле слышно, да, — отозвался Оленин. — Но это стон, да, я не мог ошибиться…

— Живой… стон? — спросил дедушка.

Оленин с интересом глянул на дедушку и виновато развел руками:

— Тут я, Хаджекыз, признаться…

— Не надо кран ждать, как эти ребята говорят?

— Нет-нет, что вы, краном тут никак — тут только навредить можно краном!

— И как раз тут копать?.. В этом месте? — допытывался дедушка, показывая пальцем на уходивший в землю край бетона — к нему, лежа на боку, уже пристраивался с лопатой Барон.

— Тут, тут! — уверенно проговорил Барон, коротко и ловко вышвыривая землю из-под плиты.

— Возьми у него сигарету — не могу смотреть! — сказал мне по-адыгейски Хаджекыз.

Я присел рядом с Бароном, и тот сам вытолкнул окурок из губ — мне в ладонь.

— Почему ты считаешь — тут, Уильям? — опять негромко спросил дедушка.

— Как бы вам поточней, Хаджекыз… Наверное, профессиональное — мы ведь много копаем. Это чутье.

— Ну-ну, — одобрил дедушка. — Помоги Аллах, чтобы ты не ошибся.

Лицо у Оленина сделалось вдруг испуганное, я проследил за его взглядом и тоже невольно сжался: Барон там, откидываясь назад, долбил с такой силой…

Оленин бросился к нему:

— Дайте-ка, прошу вас, Анзор, дайте-ка мне!

— Да вы чё? — возмутился Барон. — Я не устал еще!

— Я вижу, вижу, — заторопился Оленин. — Но вы начните-ка лучше здесь…

Барон с неохотою стал с лопатою чуть поодаль, а его место занял Оленин… Как он мог копать, как копал!.. Я опять, как это не раз было в поле, невольно залюбовался скупыми и точными его движениями, однако на этот раз кроме сдерживающей силу осторожности не только во внимательном лице его, но как бы и во всей напряженной фигуре было и еще что-то, незнакомое мне… Показалось вдруг, что ту же работу, которую только что делал Барон, Оленин освятил и состраданием, и милосердием, что ли: так работают на экране кино хирурги и санитарки. В жизни, слава Аллаху, мне их видеть пока не привелось.

За спиной у дедушки Хаджекыза полукругом выстроились поднявшиеся с земли ребята, тоже с интересом глядели на Оленина и только переглядывались молча…

Я присел рядышком:

— Дайте сменю, Вильям Викторович…

— Направление ты видел, Сэт…

Кажется, я только успел приноровиться, как вдруг услышал у себя за спиной задумчивое, с закрытым ртом звучание дедушкиного голоса… Собирается петь?..

Это густое звучание все набирало силы, и вдруг вырвалось наружу и полилось: я даже замер с отведенной в руках лопатой.

У бесстрашного наездника есть рубаха,
Из которой он после сражения вытряхивает пули,—

пел дедушка…

Что за песня?.. Никогда раньше я не слышал от него этой песни… Не только от него — вообще не слышал!

Голос Хаджекыза окреп, в нем появились и горечь, и мужество:

У кого нет такой рубахи,
У того достают потом пули из тела, — ей, терпи!

Я вдруг спохватился: почему бездельничаю?!

Лихорадочно заработал лопатой, и где-то краем пронеслось: эх, обернуться бы — поглядеть на дедушку!.. Но нельзя, нельзя.

Ко мне вдруг что-то такое пришло: каждый из нас занимается сейчас своим делом!

Что-то странное пришло: очень древнее, что проникло вдруг в меня и стало моим.

Мурашки прошлись у меня по спине от той интонации, которая послышалась в голосе у дедушки…

— Ей, терпи! — выкрикнул Хаджекыз пугающе властно и вместе с тем будто бы с болью, которую и он тоже сейчас ощущал — ощущали мы все.

Ей, терпи!
Герой не тот, у кого есть рубаха,
Которую ему сделали белые джинны!
Герой тот, кто без страха терпит,
Когда из него пули достают!..

Как под эту песню работалось — она словно придавала сил!

И вдруг, как это бывает, все происходящее показалось мне нереальным…

Я, приехавший копать курган Челестэна… курган шиблокохабльских кузнецов, свой курган, лежу на незнакомом кладбище и пытаюсь откопать незнакомого мне человека… стоп!

А что это за рубахи, из которых после сражения вытряхивают пули?.. Уж не кольчуги ли?.. Кто эти белые джинны, которые делают такие рубахи — уж не мои ли кузнецы: Челестэн да Мазлоков?.. Ей!