Выпили, стали закусывать, и я вдруг вспомнил о терне в своем кармане… Достал горсточку и положил на брезенте среди снеди, которую дала нам с собой Кызыу.
Вильям Викторович взял ягоду и почти тут же радостно скривился:
— Кислинка хороша, ох!
— Раньше считалось, терен —
Барон вдруг перестал жевать и долго-долго глядел на синие ягоды. Все-таки вздохнул:
— Не поверишь, Хаджекыз — всегда вожу с собой…
— Я об этом и говорю, Анзор, — мягко сказал дедушка.
И Барон вдруг прерывисто вздохнул — тоже длинно и, как ребенок, беззащитно.
— Терен в бардачке и воды всегда беру… родниковой.
— Удивительная вода! — откликнулся Оленин.
Дедушка сказал многозначительно:
— Инал — что ты хочешь!
— Вода такая?.. Сорт, как у минеральной?
— Князь был. Инал, — начал дедушка как всегда неторопливо. — Есть такое учение… мнение?
— Ученое мнение? — подсказал я.
— Пусть будет, мальчик, по-твоему… Да: такое мнение, что черкесы — потомки древних кочевых рыцарей… из Аравии. Много-много лет назад они сперва пришли в Турцию, оттуда переправились в Крым, а из Крыма шли на Кавказ… Вел их князь Инал. И все родники, которые они еще тогда… где только приметили и оставили посуду… где выкопали, чтобы легче вода текла… самая вкусная вода… они ведь знали толк — в Аравии жили. В пустыне. Все лучшие родники от Тамани до Кабарды — Инал звать. Это — с тех пор… Может, поехали?.. Я ведь привез вас, чтобы попрощаться с черкесами… С настоящими, настоящих черкесов мало осталось! Поехали, пока они еще живые, ым? Пока это море, что к нам идет, не погубило их…
Снова мы сидели на бричке, опять я правил лошадьми, постукивали барки, нашептывали что-то ступицы, и пахло разогретой травой, теплым конским потом и катяхами…
И все же что-то вокруг было не так, что-то не так… Оводы, зеленоватые «дзыки», которые могли бы и посидеть на крупе лошадки, пока я не прогоню их кнутом, на самом деле отлетали от конских спин, еще не успев присесть на них. Зато пчела, которая должна была тут же подняться с моей руки, сидела на ней долго и как будто понуро. Когда свернули на проселочную дорогу, на ней показались впереди два жаворонка, и я обрадовался — будут бежать и бежать сейчас впереди, словно показывая дорогу, словно куда-то приглашая… нет!
Жаворонки заторопились навстречу, разбежались по сторонам, юркнули в придорожную траву и снова вместе показались уже за нашей бричкой — когда я, догадавшись почему-то об этом заранее, оглянулся назад… Так они торопились? Куда?..
И бабочки по сторонам от брички летели быстрей обычного. И даже стрекозы, эти вечные, признанные всеми бездельницы тоже куда-то спешили — будто бы даже деловито.
Может, все они тоже ощущали беду, которая надвигалась на них на всех?.. Может, тоже куда-то старались перелететь, перебраться?.. Поменять «место жительства»…
Большой черный шмель с такой силой ударился о грудь Барона и так сердито, прямо-таки угрожающе при этом зажужжал, что Барон невольно отпрянул, сказал с интересом:
— Тю на тебя!.. Повалить хотел — ты гляди!
Впереди послышалось тонкое дрезжание пилы и глухой перестук топоров — я даже вытянул шею: что там?..
Дорога вывела на бугорок, и я невольно натянул вожжи. Впереди лежал тоже порушенный, как бы на кучки — куда черепицу и железо, куда стропила и балки, а куда синие оконные рамы и двери — разобранный аул, в котором теперь, почти везде по дворам, словно торопясь, рубили деревья… Там и тут подрагивали по садам кроны яблонь и начинали медленно клониться к земле. Рушились еще недавно стоявшие вдоль заборов акации, ломали бока и безмолвно распластывались на земле…
— Спешат? — спросил Оленин с ноткой невольной вины в голосе.
Дедушка молчал.
— Опоздали с этим делом, а тут сказали небось — начальство едет, — предположил Барон.
Я показал кнутом на аул и обернулся к дедушке:
— Нам туда?
Глаза у дедушки были плотно зажмурены, я отвернулся. Только потом он положил мне руку на плечо и повел ею в сторону от дороги:
— Видишь, дуб?.. Давай прямиком!
Довольно долго ехали молча… Может, зря мы эту поездку затеяли?
Совсем рядом с бричкой шумно выпорхнула из травы перепелка — даже я невольно напрягся.
— Это она крыльями? — спросил Оленин обрадованно. — Удивительно: как выстрел…
— Любимица Саусруко! — прежним голосом заговорил было дедушка Хаджекыз и почти тут же смолк: я почти ощущал, как он переламывает себя. А что Оленин? Не решался заговорить?..
Все-таки переспросил мягко:
— Любимица?..
— Беззащитная птица, а Саусруко ее любил… Чем помочь?.. И он сказал: пусть твои крылья хлопают, как плеть богатыря-нарта. Пока твои враги будут разбираться, что это — ты далеко улетишь…
— Это уж точно, — благодарно отозвался Оленин.
— К зайцу он тоже хорошо относился и сказал: ты будешь прыгать, как мой конь Тхожий, когда у него путы на задних ногах… Волку сказал: когда ты будешь нападать, у тебя будет сердце мужчины. Но стоит тебе побежать — оно тут же станет сердцем женщины, ей!