Сказание о жизни у чудесах блаженного старца Иоанна Оленевского

– Ну да хватит, все равно он мне наболтает чего-нибудь, – со смехом говорила она.

Пришли, она говорит:

– Вот, тебе гостиничек принесла.

– Положи. Наташа, дай мне ей блюдечко. Расколи яички и поболтай.

Расколола она их, а они все черные…

– Я не ворожея, иди к ворожеям, они тебе поболтают, – и начал ее трепать за косы. Она и сейчас живая. А теперь ее муж трепет и трепет за косы.

Мне же старец сказал:

– А ты ко мне с такими людьми не ходи.

Потом говорит:

– Саша, принеси воды, а то Юлька-то все расплещет. (Предсказывал ее падение в пьянку и скоропостижную смерть.)

В церковь возил его Татария Борис. Прибегу к старчику, а он мне: «Тоня, иди за лошадью. Оттуда езжай на лошади, пешком не ходи». Пока татарин запрягает лошадь, а я допрыгаю уж до батюшки:

– Ты уж приехала?

– Нет, он еще запрягает.

– А ты как же? Пешком пришла? Вон как! Я же тебе велел с ним приехать.

В церковь бегу, а они с Алексеем едут. В церковь привезут, скажет:

– Посадите меня в середину.

Всех подпустит к миропомазанию. Кто чего-нибудь спросит у него, он смиренно, кратко, одним-двумя словами ответит. В церковь всегда посылал и никогда не позволял около церкви собираться и разговаривать. Раз меня сглазили, было мне лет 10. Пришла, он обрадовался:

– Что тебя не было?

– Болела…

– Болела? Это тебя испортили. Наташа, дай-ка водички.

Он меня умыл, и я сразу почувствовала себя лучше. В пот меня бросило, а потом в сон. И выздоровела…

Однажды сказал:

– Саша меня не успеет похоронить!

А Саша был в армии, и не успел Саша приехать во время. В понедельник батюшка умер в 7 часов утра. Нам сказали во вторник, мы дали телеграмму Саше, и он приехал, когда уже батюшку похоронили. Приехали священники из Пензы. Мы с мамой пришли, нас пропустили. Он уже был собран, лежал в гробу и закрыт воздухом. Поцеловали ему руки и Евангелие. Я сразу заплакала. Только успокоюсь, взгляну, и опять плакать. Вспомню что-нибудь, и опять плакать.

Вспоминала, как приду к нему, он на лежанке своей сидит, бородку разглаживает: «А теперь я не деденька, теперь я батюшка. Зови меня батюшкой». Приучал, как складывать руки. По головке меня нежно гладит и говорит: «Головка беленькая, сама чистенькая девочка! Вот таким бы теперь быть, как эти младенцы!» Тихонько жмет ручку и говорит: «Вот такими бы нам быть, Наташа, вот такими!» Он очень любил детей. С радостию, бывало, воскликнет, а сам готов с кровати прыгнуть ко мне: «Ах ты, моя дорогая, хорошенькая. Пришла, как я о тебе соскучился».

Он никогда не смеялся, а только улыбался. Когда бы я ни пришла, он сидит веселый, бороду свою разглаживает. От Борисовки, где мы жили, до Оленевки 8 км. Бегу в припрыжку. Не успею дойти, а он уже посылает: «Наташа, открой, Тоня пришла». А Катю, девочку, ругал: «Зачем пришла? Когда накажу, тогда придешь». Мама у нас была верующая и родители ее тоже верующие, она и нас приучала: «Как умеете, так и молитесь, только Бога не забывайте…»

От батюшки исходило приятное, приятное благоухание. Каждый раз, как только и прихожу к нему, я слышу этот запах, еще около сеней. А побыв у него, я чувствую этот запах чуть ли не целый день от моих одежд и от платка. А когда его тело понесли из келии в церковь, то солнышко играло, как на Пасху. Все платки на головах менялись цветом: красные, то голубые, то желтые. А благоухание от его тела сопровождало его до могилы, а потом и от могилы этот особо приятный запах Святого Духа долго исходил. Пензяки хотели его увезти в Пензу и там похоронить, но он за несколько лет до смерти указал место своей могилы на Оленевском кладбище. Там и похоронили…

Тоня осталась девицей. Работает в церкви уборщицей, совершенно неграмотная, а поет на клиросе все наизусть, и молитвы читает наизусть. Ее все уважают за кротость и смирение.

* * *

Моя двоюродная сестра Анна вышла за учителя, не получая благословения батюшки, а потом пришла жаловаться:

– Батюшка, вышла за учителя, а дело не идет.

– А что тебя бабушка не повенчала? Всех шестерых повенчала, а тебя нет…

Как он это знает, что шестерых сирот она повенчала, а меня нет. У нас было: Надежда, Алексей, Василий, Григорий, Петр, Николай и я – Анна».

* * *

Анна Тимофеевна Бакунина (в монашестве Иоанна) приехала к старцу за благословением и спросила:

– Мы с сестрой (тоже монахиней) хотим квартиру купить. Благословите.

– Вы и так устроитесь хорошо.

Так и вышло: и мне и сестре моей благодетели дали квартиры. И теперь мы устроились хорошо.

* * *

Рассказывает Дарья Морозова, живет в Оленевке.

Привезли батюшке воз дров, а он шепчет:

– Отвезите Антиповой Шуре.

А на другой день говорит мне:

– Привези мне дров из леса.

– Батюшка, ты вчера отдал воз дров сухих, а теперь за сырыми посылаешь.

– Мне те не надо…

Прихожу к нему и жалуюсь:

– Батюшка, меня Маша Борисовская обидела, – плачу, и батюшка плачет.

– Обожди, перестань, она придет, и я ее поругаю.

Я обрадовалась: теперь батюшка ее поругает.

Дает мне большое яблоко:

– Разрежьте пополам и съешьте, и будет мир, а Машу пришли…

– Маша, тебя батюшка зовет.

– Ты, чай, жаловалась?

– Сказала, что меня Маша ругала…