«Жила я в сиротстве с двумя сестренками и братом, а одна сестренка была глупая. Дедушка нас воспитывал. Выросла я, жених присватался, а я думаю: как я брошу дедушку, как он справится с кучей детей, да девочка одна глупенькая, как бы не стал обижать? И решила я поехать на благословение к отцу Иоанну. С той поры вот все время и езжу к нему и сейчас еду к нему. Он всем помощник. Не дал он мне даже до конца рассказать, каково мое положение, и перебил: “Иди, иди, иди замуж, благословляю”, – ответил старец быстрым выговором. Перекрестил меня и дал поцеловать руку. А я думала он не благословит идти замуж из-за кучи детей и старого деда. Приехала я домой, говорю дедушке, а он мне не верит:
– Ты меня не обманываешь?
– Нет, нет, дедушка, правду говорю, батюшка благословил замуж.
– Ну что же, тогда иди, а я, как Бог мне повелит.
Вышла я замуж. Мужик оказался добрый, хороший, а дедушка сразу умер, и мы всех детишек себе забрали в дом. Мой мужик даже лучше меня к ним относился, и глупую не обижал. Так жили долго, и тут война, взяли моего-то на войну, осталась я одна с кучей, да еще свой сынишка родился. Эти все-то подросли, уж учились, а глупая девка совсем стала никудышная. И вдруг у нас дом сгорел! Ужас! Сижу я на горелках и думаю: “Куда мне теперь деваться со своей кучей?” Поехала я опять к старцу:
– Построишься, построишься, построишься, а девку глупую никуда не отдавай, держи при себе.
Удивляюсь, как он провидел, что девку я хотела куда-нибудь определить, избавиться от нее, я ведь это никому не говорила, только в уме подумала, а старец уже знает. Вернулась я от батюшки, села на горелки свои и плачу. Вдруг идут какие-то два мужика, ненашенские: они шли куда-то плотничать наниматься. Увидели меня, остановились:
– Ты что так плачешь, молодая? – спрашивают.
– Вот, видите, сгорела. А у меня куча детей. Один свой и трое сестры с братом. Куда я теперь с ними?
Стоят мужики, думают, обгорелые бревнышки перебрасывают, подошел сосед:
– Что вы тут делать хотите?
– Да вот, жалко нам стало эту женщину, думаем, можно ли из горелок что-нибудь ей слепить, хоть баньку, что-ли, чтобы перезимовать смогла.
Сосед говорит:
– Вон у меня бунт бревен, берите и рубите.
И срубили мне избу. Миром-собором покрыли и печку поставили, а к зиме ввели в избу всех нас. Вот как батюшка мне помог своими молитвами перед Богом, труженик Божий…»
Приехали мы в Оленевку, – продолжает Наташа свой рассказ, – пошли пешком со станции в деревню. Я шла с большим трудом, будто меня кто назад тянул. Не хочу идти, думаю про себя: «Зачем иду, чем он поможет? Чего это мы надумали? Такую дальнюю дорогу себе придумали попусту. Вот как враг путал, не хотел, чтоб я шла. Нашлось нас человек семь. Мы пошли назад, как вдруг за нами бежит Юлия:
– Идите, идите скорей, вас батюшка ждет, послал за вами.
И впустили только нас троих, а других не пустили. Одна-то из них дорогой мне рассказывала, что была у батюшки, поговорила, а благословение забыла попросить, растерялась, а теперь вот решила съездить за благословением. А я ей говорила:
– Да благословение-то в первую очередь надо просить. Как зайдешь, так и проси: «Благослови, батюшка», – и подходи к нему.
Но когда я сама зашла, то вдруг стала у порога и окаменела, не могу сдвинуть ноги, чтобы к нему подойти. А благоухание у него там! И в сенях, и в келии, такой аромат, таких духов-то нигде не найдешь. А если бы это были «духи прыснутые», то в сенях они сразу бы рассеялись, потому что сени с дырьями. Ветер был сильный, сразу бы раздул. Но мы и по дороге от него чувствовали запах, резкий запах конфет с ладаном. Вот стою и не могу сдвинуться, а он мне:
– Подходи, подходи, подходи!
И я легко подошла, но благословение забыла попросить, стою без движения. А он меня крестит: долго крестил, а потом взял мою руку в свою и поднес к моим губам свою руку, чтоб поцеловала, а я без движения. И говорит:
– Ну ступай, ступай, ступай!
И я пошла, как без памяти. Мои тут заждались меня, так долго он меня крестил. И от него я пошла, как на крыльях полетела. Все болезни и немощи во мне кончились. И с той поры больше припадков не было у меня никаких. Вот и живу с той поры уже 26 лет. А тогда меня готовили хоронить. Сердце сейчас слабенькое стало уж от старости. Мне уж теперь 70 лет.
С одной женщиной ехали мы на могилку старца, и рассказала она: «У меня был рак груди. Врачи отказались делать операцию. Поехала я к батюшке. Он покрестил меня, дал водички и сказал: “Выпьешь, все пройдет”, – и прикоснулся ко мне своей святой рукой. И рак исчез. Опухоль постепенно начала рассасываться. Прошло уже 24 года, я здорова».