Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Гизур, напряженный и слегка напуганный внезапной вспышкой геройского гнева, обвел всех взглядом. Задержался на тяжело дышащем Эйнаре, на его мрачном, пугающем лице с загорающимся в глазах огнем ярости всех войн и битв Симскары. Перевел взгляд на сидевшую рядом с героем Смерть с грустным лицом и хитрой, ехидной, мстительной, демонстративно скорбной улыбкой. Она подмигнула юноше. Гизур еще раз посмотрел на окружающих его встревоженных селян, глубоко вздохнул и, топнув ногой четыре раза, с протяжным «эх», присущим человеку, который поставил на кон все, широко размахнулся, ударил по струнам и заиграл. Мелодия, льющаяся из-под озорно забегавших по струнам пальцев, была незатейливой, легкой, энергичной, бестолковой, а главное — до неприличия позитивной, заводной и приставучей. Потребовалось всего несколько тактов, чтобы в одном углу кто-то начал осторожно притоптывать, в другом — вежливо постукивать по столу кружкой, барабанить пальцами, покачивать головой. Какой-то грузный и немолодой уже селянин принялся ритмично подпрыгивать, толкнул соседа локтем в бок, приободряя его. Из кухни выглянула широко улыбающаяся хозяйка, томно вздохнула и мечтательно закатила глаза. Дверь в корчму широко распахнулась, влетевший в нее рыбак начал с порога приплясывать, безошибочно попав в такт. А потом Гизур запел, и Эйнар, обхватив голову руками, подавленным и разбитым рухнул на обиженно надтреснувшую под ним скамью.

Вообще-то песня повествовала о том, как Сын Войны изловил своего верного скакуна Раска, для чего ему потребовалась веревка, сплетенная из волос Девы меча Йордис. Только мало кто действительно (притом, что песня была самой известной и наиболее часто исполняемой) догадывался, что она об этом. Все знали ее под ставшим вполне официальным названием «Про Деву под дубом», поскольку текст концентрировался на процессе добычи для заветного аркана золотистых волос бесстрашной воительницы, страдающей от бремени девственности. Очень изобретательном и нетривиальном процессе, описанном от первого лица.

— Слушай, — уголком рта шепнула Смерть, когда публика совершенно позабыла о разгневанном герое и нескладным хором подпевала цепляющемуся рефрену, который мог вызвать комплекс неполноценности у любого мужчины, — я, конечно, понимаю, что все это было до того, как ты встретил свою Сольвейг. Не пойми неправильно, у нее много достоинств, но она известная и крайне ревнивая собственница. Как она относится к этой песне?

Эйнар опустил голову еще ниже.

— Ну а ты думаешь, почему победил ее именно я? — глухо проворчал он.

Смерть сдавленно хихикнула, приложив ладошку ко рту. Обнаглевший Гизур, громко скомандовав заведенной публике «еще раз», по новой завел ей на радость самый сочный, кульминационный куплет. Эйнар практически лег на стол, закрывая ладонями уши и тяжело колотясь о столешницу лбом. Он не то чтобы злился — ему просто было обидно. Безмозглый скальд, у которого в башке только бабочки, радуга, солнышко, зеленая травка и перманентно влюбленные распрекрасные девицы, пахнущие цветочками, физически не способен понять, что бременем девственности просто так никто не страдает.

Гизур внезапно оборвал песню и картинно вскочил, раскланиваясь ликующей публике, не поскупившейся на обильные овации, свист и аплодисменты под слаженный топот ног. Эйнар приподнял голову, мстительно впившись глазами в надувшегося от всеобщего признания и вмиг завоеванной любви скальда, но вдруг насторожился, заметив под одним из столов по левую руку от себя какое-то подозрительное движение. Он приподнял голову еще выше, сощурил глаза. Смерть, печально смотревшая на юношу, почувствовала настороженность брата, проследила за его взглядом и тоже заметила движение под тем же столом, за которым сидели в обнимку двое селян, синхронно качаясь и размахивая из стороны в сторону высоко поднятыми кружками, и по инерции веселья продолжали нескладно распевать слова любимой песни.

Эйнар зло проворчал сквозь зубы и стал медленно подниматься. Смерть, угадав его намерения, жестко схватила его за левое запястье в попытке задержать. Эйнар с силой дернул рукой, вырываясь из мертвой хватки Смерти, обжег сестру неприязненным взглядом, со скрипом сдвинул скамью ногой и вышел из-за стола. Девушка проводила его искренне печальным взглядом и сокрушенно вздохнула.

И тут один из селян, сидевших за столом с подозрительным движением, подскочил, болезненно морщась, сбился с ритма раскачиваний, с возмущением и злостью поглядел на растерявшегося соседа и от души отдавил ему пяткой ногу.

— Ты че творишь, морда овечья?

— А ты че, глаз рыбий?

— Ты мне ногу отдавил!

— Это ты мне!

— Глядь, куда копыта ставишь!

— А ежели я тебе глаз твой натяну?

— Рискни рогами!