Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Остановившись на дороге неподалеку от ветхого сарая на окраине Отмели, Эйнар привстал в стременах, приложил козырьком ладонь к полумаске шлема, вгляделся вдаль. В голое, унылое поле, по которому грозно маршировали хряк-берсерки. Впрочем, «маршировали» — то слово, что подобрал бы такой наблюдатель, которому хотелось бы придать значимости грядущим событиям. Этот же наблюдатель обязательно использовал бы при подсчете врагов такие данные, как «бессчетное количество» (прежде всего, потому, что вряд ли умел считать), не преминул бы упомянуть, что почувствовал усилившийся ветер, несущий мерзкий запах смерти, что сгустились симскарские тучи, вскружило воронье, предвкушающее пиршество… Эйнар, услышав такой доклад, сильно бы удивился и почувствовал себя обманутым. Не то чтобы у него напрочь отсутствовали воображение и образность мышления, просто в большинстве случаев он смотрел на вещи предельно прагматично и конкретно. Поэтому Эйнар сперва возразил бы, что ветра совсем нет, Отмель, как и вчера, пахнет рыбой, морем и овцами, погода стоит симскарская серая обыкновенная, а стая ворон терпеливо дежурит на ветвях одинокого деревца. А потом сказал, что видит, как по полю тащится толпа не пойми кого, внушающая страх лишь горстке рыбаков, поскольку напугать простых селян может любое скопление недружелюбных не пойми кого. Впрочем, Эйнар согласился бы, что их число все-таки бессчетное, поскольку со счетом у него тоже было туговато. В особенности со счетом врагов. У Эйнара было всего лишь два определения их количества: скучно и весело.

— Ну, развлечемся, что ли? — риторически вопросил он, похлопав Раска по шее, и спешился.

Конь флегматично посмотрел на хозяина. Конечно же, ничего не сказал, но по глазам было видно, что ему очень хочется. Но он лишь свесил голову и потряс гривой, тоскливо звеня сбруей.

Эйнар деловито отвязал Тофф от седла, взял его в левую руку. На поясе у него висело по Близнецу с каждого бока, и он хорошо умел обращаться с ними обоими, но все-таки по ряду причин предпочитал драться со щитом. Эйнар многозначительно посмотрел на прилаженную к седлу заговоренную жердину, однако решил, что не стоит сразу заходить с такого козыря. Ему можно найти применение получше. Например, поймать рыбину в речке, если уж совсем туго с едой будет.

Вдруг Эйнар услышал шаги человека, который бежал из последних сил, прикладываемых, в основном, для того, чтобы оставаться в вертикальном положении. Сын Войны повернул голову на звук, доносящийся со стороны деревни, и к своему неудовольствию увидел Гизура. Бег — занятие среди скальдов не самое почетное, но бег с похмелья — настоящий подвиг не только для музыканта, но и для нормального человека. Гизур подбежал к герою, хотел что-то сказать, но лишь отчаянно замахал руками и согнулся в три погибели, издав сдавленный хрип, едва удерживая в себе легкие и содержимое желудка.

— Тебе чего? — равнодушно поинтересовался Эйнар.

— Ха-а… чу, — выдавил из себя Гизур, — па-а-сматре-ЕТЬ!.. — он в панике икнул, чувствуя, как к горлу подступает ком, и зажал рот руками.

Эйнар глубоко вздохнул, неразборчиво пробормотал что-то себе под нос, сочувственно похлопал согнувшегося скальда по плечу.

— Только не смей обижаться, если случайно попадешься кому-нибудь под горячую руку, — предупредил он и быстро зашагал по дороге, ведущей в поле.

Но вдруг остановился, нерешительно обернулся, заново рассмотрел Гизура, но как-то придирчиво и с явным раздражением.

— Отвечаешь за него головой, — бросил Эйнар.

Раск удивленно уставился на хозяина, потом косо глянул на тяжело разогнувшегося, вяло кивнувшего скальда, саркастически улыбнулся.

— Чего лыбишься-то? — сердито проворчал Эйнар. — Я тебе вообще-то. Башкой своей за него отвечаешь, понятно?

Конь прижал уши, хлопая на хозяина потрясенными глазами, вновь покосился на ошеломленного скальда, мстительно прищурившись, и недовольно фыркнул на него. Гизур предусмотрительно отшатнулся ближе к сараю, но вдруг осознал, что переоценил себя, что похмелье все-таки сильнее будет. Слабые ноги зацепились одна за другую, и скальд начал неуклюжее, вязкое погружение вниз. Однако что-то крепкое и жесткое внезапно поддержало его под мышку и задержало падение, бережно усадило на сырую землю. Гизур повернул ватную голову и увидел высокую фигуру в балахоне с длинным посохом в руке. По идее, скальд должен был испугаться близости этой фигуры, по-отечески качающей головой, но не испугался. Во-первых, потому, что с рождения видел больше остальных, а во-вторых, чувствовал себя до того паршиво, что суеверный страх перед древней безжалостной и беспощадной силой был последним, что могло его взволновать.

***

— Я — Биркир Свартсъяль! — важно объявил колдун.